Я очень плохо знаю английский язык, и это иногда меня убивает.
Не, ну то есть я говорю на нем 90% своего времени, обсуждаю погоду, новости, еду, цены на недвижимость, политический и инвестиционный климат азиатских стран, и куда все это к чертовой матери катится.
Это мой основной язык на работе. На нем я обсуждаю рабочие задачи, планирую двухнедельные спринты (и понятия не имею, как будет «спринт» по-русски), ругаюсь с разработчиками и пишу письма начальникам.
Я умею на нем витиевато признаваться в любви и посылать нахрен. Читать литературу и писать официальные письма. Смотреть фильмы и обсуждать их потом.
И все же. Как только я заговариваю по-русски, я понимаю, что английского я не знаю и знать никогда не буду.
Понимаете, язык, он, конечно, средство коммуникации, но это только одна из функций.
Еще язык – это ведро с красками, холст, глина, нотный стан и голос профессионального певца.
Я открываю рот, приказываю ему говорить по-английски и из него начинают сыпаться информационные сообщения разной степени сложности. «Сегодня жарко», «передай мне соль, здесь готовят совсем без специй», «я люблю тебя», «алкоголь затормаживает префронтальную кору головного мозга, которая отвечает за самоконтроль, и тот факт, что это мое третье пиво, говорит о том, что тебе лучше заткнуться сейчас самому, пока я не втащила».
Когда я говорю по-русски с носителями языка, я не передаю информацию.
Я паясничаю, рисуюсь, изобретаю, прыгаю танцовщицей по десяткам контекстов, легко касаясь то рукой, то вытянутой стопой каких-то историй из детства, новостных сводок тридцатилетней давности, баек, городских легенд, поэзии и сальных шуточек. И мои слушатели ныряют в этот бурный поток разномастных воспоминаний, и им не требуется и доли секунды, чтобы понять отсылку или шутку, узнать героев и, схватив меня за руку, развернуть меня на 180 градусов в этом танце собственной ответной колкостью.
Это возможно только потому, что мы знаем, что мама мыла раму, любви все возрасты покорны, дуб – дерево, мыш кродется и, несмотря на то что у нас могут быть разные мнения на счет того, кто сидел на золотом крыльце, мы точно помним, что Аргентина манит негра.
Каждый разговор – это момент творения (тварь, творение, творчество, притворство и творец, привет, Набоков). Сакральный и таинственный и совершаемый у всех и каждого на виду.
Мы награждаем своих особыми волшебными метками, видными только нашему глазу, несмываемыми, как татуировка, но светящимися только в момент говорения – своими отдельными словами, понятными только нам шутками, дурацкими словесными конструкциями и обычными словами, измененными до неузнаваемости. Я знаю, что ты – свой, потому что ты можешь говорить на этом тайном языке. Я морщусь и плююсь, когда чужак, пытается присвоить эти слова себе.
Потому что русский язык принадлежит мне. Нераздельно и самодержавно я властвую над ним. Надсмехаюсь над грамматическими формами («Чего пришла? Чего хочу?»), изменяя родовые принадлежности («у них там живет огромный злой собак»), перетряхивая фонетику, орфоэпику, лексику и синтаксис так, как мне, самодуре, этого захотелось (и сейчас каждый вспомнил «мымру», Рязанова и микс DJ Грува).
Потому что язык принадлежит тебе. Читавшему в детстве про старика Додона и уже тогда, заливаясь дурацким смехом, переделывая его в «гондона», считавшему, что ты первый, кто до этого додумался. Тебе, придумывающему на лету дурацкие прозвища друзьям, животным и неодушествленным предметам. Тебе, выворачивающему смысл всего высказывания наизнанку через замену двух-трех гласных.
Русский язык принадлежит ей. Мешающей его с любимым иностранным, создающей суржик или другую любую мешанину из чилдренов, ходящих в прескул по мондеям.
Русский язык принадлежит ему, описывающему новое явление в едкой журналистской статье и изобретающему на лету путинги и демодведизации, «Борю декольте» и обортней в погонах, арбузеров и пресс-алкаше Леонтьева.
Русский язык принадлежит им, не окончившим еще и среднюю школу, но плодовитым на окказионализмы, заимствования и преобразования, как плодовиты бывают насекомые. Все эти хайпожоры, кеки, диссы и другие сассные словечки, которые функционируют внутри языковой ткани по всем правилам недоученной ими грамматики русккого языка. И пусть хейтеры соснут.
Русский язык не принадлежит только тем, кто не понимает, что у них в руках, у них на языках, у них в ушах не музейная реликвия и не законсервированная мумия, которую нужно трепетно охранять, чтобы не рассыпалась от неосторожного движения воздуха из гортани.
Всем этим туго затянутым пуристам, блюстителям норм и прочим надутым мудозвонам, которые точно знают, как «правильно» говорить на русском языке и куда ударять в слове «катарсис». Вот этим с сальными руками, которые бегут на зов жидкой своей крови, стремясь поправить любого, кого встретят на пути, и объяснить, что, мол, нынешнее образование и нынешняя молодежь, все в упадке, язык умирает, мор и глад пришли в наше отечество, а все потому, что кто-то вновь попутал «надеть», «одеть» и какого рода кофе.
Вот им русский язык не принадлежит. Вот они на него не имеют никакого права.
Примерно как я – на английский.
Одоната Ветер
0 комментариев