Думаю, у каждого в жизни были поступки, которые не хотелось бы более повторять. И хотелось бы их забыть, чтобы память никогда не освежала стыд за дела давно минувших дней.
Но, как назло, именно эти моменты приходят в голову во время ночной бессонницы, когда супруга рядом беззаботно сопит и видит десятые сны, и терзаешь себя снова и снова — Ну, зачем я так поступил, ведь мог же иначе…
Один поступок жжет сердце уже не так.
Меня, молодого и веселого, призывают в Армию. Проводы на вокзале, много нас, призывников.
Кого-то провожают родители, кого-то друзья, кого-то девушки… А меня и родители и друзья и девушка. Вот я постоял чуть возле родителей и сорвался к друзьям, постоял немного с ними и сразу к девушке, которую я с родителями еще не познакомил, и поэтому она стояла в сторонке с подружкой.
Любовь у нас была неземная, мне тогда так казалось, и задержался я возле нее до самого отхода поезда. Она то плакала, то смеялась, и я ее то утешал, то смешил.
Вокруг веселье, где-то гармошка играет, гомон и беготня.
Командир нашей призывной команды скомандовал на построение, мы быстро построились возле вагона, он пересчитал всех и дал приказ грузиться в вагон.
Я оказался первым перед дверьми, так что он меня еще и подтолкнул в спину.
За всей этой суетой я и позабыл о родителях, бросился к окну и начал разглядывать в толпе отца с мамой. Быстро их нашел, но вот и поезд уже тронулся…
Я моментом опустил окно, высунул голову и заорал «Мам» и просто помахал им рукой…
Вот так, даже не обнял их на прощание. У матери на глазах были слезы, которые преследовали меня до самого возвращения из Армии.
По приезду в часть, я первым делом написал письмо, где попросил прощения у мамы за свою выходку, отец не был столь сентиментален. Вернувшись из Армии, извинился еще раз.
Мама, конечно, простила и только грустно улыбалась, но видно было, что для нее это было ударом.
Другая история, которую хотелось бы забыть, произошла в детстве.
Жила у нас в деревне одна старушка, баба Нюра.
Жила совсем одна, в войну получила похоронки на мужа и сына, даже не успевшего жениться. Вырастила двух дочерей, которые, переехав на учебу в город, там отучились, вышли замуж, разлетелись по стране и напрочь забыли дорогу к матери. Ни разу, на моей памяти, не приехали проведать мать и, насколько я знаю, внуков она так и не увидела даже на фотографии.
Ну а мать почернела от горя и одиночества, сильно сдала здоровьем…
Тяжело жила баба Нюра, днем работала в огороде, вечером допоздна сидела на завалинке, словно не желая заходить в пустую избу, где никто ее не ждет, кроме мордастого ненасытного кота…
У старшего поколения, особенно у женщин, есть врожденное желание заботы о ком-либо. И баба Нюра, видимо, пыталась перенести свою заботу на деревенскую детвору. Или она так хотела почувствовать себя бабушкой, в постоянном ожидании приезда дочек с внуками…
Часто она пекла пирожки с вареньем, которое делала сама из яблок, которые дарил ее маленький сад.
Издалека завидев толпу школьников, возвращающихся из школы после уроков, сразу забегала в дом и выходила с полной корзиночкой пирожков. Ей очень нравилось нас угощать. Да и нам нравились ее пирожки, очень уж были вкусными.
Меня она немного выделяла из всей детворы. Говорила, что я очень похож на ее сына. Как-то приглядевшись к моему школьному пиджаку, увидела полуоторванную пуговицу, мигом достала иголку и пришила ее на место.
И вот настал день, которого лучше бы не было…
Я утром бежал в школу, а баба Нюра была на улице. Потом я уже понял, что она не очень хорошо себя чувствовала, но нашла силы выйти и присесть на завалинку
Я уже пробегаю мимо нее — Привет, Бабнюр!
— Здравствуй, Алешка. Вот, не бросишь письмецо в ящичек?
В руках у нее конвертик. Видимо, одной из дочек письмо написала.
— Нет-нет, Бабнюр, я опаздываю!
И пробежал, даже не приостановившись…
Больше я ее не видел.
В тот же день она слегла, долго лежала одна-одинешенька, и только соседка, заподозрив что-то, зашла и обнаружила ее при смерти, но в сознании…
Она металась в бреду говорила, что вот-вот должна приехать дочка, что для Алешки она напекла пирожков, что куры не кормлены… Потом приходила в себя и прощалась со всеми, просила кого-нибудь приютить котика… Это мне мама потом рассказала, она до последнего сидела возле нее…
Потом баба Нюра закрыла глаза и тихо-тихо ушла…
И прошло много лет, когда, темной ночью, в мозгу у меня взорвалась мысль, что это ведь именно я нанес последний удар по ее пошатнувшемуся здоровью… Что мне стоило сделать небольшой крюк, не более 100 метров, и бросить письмишко в ящик? И пропади тогда тот день пропадом вместе со школой!
Ну, хоть сейчас попрошу прощения, у тебя, баба Нюра… Прости, если сможешь, мал был и глуп… И Царствие тебе Небесное и земля пухом…
0 комментариев