Погоня

Иду с рыбалки. Поля. Перелески. Места безлюдные. Дикие даже. Чаще лося можно встретить, чем человека. Раза в два. Чаще. Я засекал.

Иду, значит, весь в себе. Тропочка-то — и не тропочка. Так. Ниточка в траве.

И вдруг навстречу на всех парах несется ротвейлер. Мощный такой.
Ухоженный. Язык на сторону. Давно, видно, бежит.
А в этих местах ротвейлеры встречаются в четыре раза реже людей. Я засекал. Соответственно, в восемь раз реже лосей. Короче. На восемь виденных мной в этих местах лосей это был первый ротвейлер. Да.
Вы бегущего ротвейлера видели? А бегущего на вас?

Я встал. Наблюдаю. А что остается? Красиво бежит. Точно на меня.
Смотрит, правда, неестественно как-то. Не вперед, а куда-то вверх.
Так и скачет, башку задравши.
Ну я так подобрался слегка. Не, я собак-то никаких не боюсь. Кроме неадекватных пекинесов. И то больше из-за хозяек. Но этому-то куда тут еще так спешить, кроме как на обед мной?

Он мимо меня — шшшшух! Красивую такую переставку сделал, огибая. И дальше. Токо трава полегла. И, пардон, мошонка на место вернулась. Я вслед посмотрел — а он уже за кустами. А там дальше нет ничего. Река. И все. И луга на той стороне. Загадка.

Только я снова тронулся, нате. Из того же перелеска, откуда только что псина выскочила, мчится мужик. Ага. И бежит, главное, точно так же, как этот ротвейлер. Ухоженный, лоснится, язык на сторону, и башка куда-то кверху задрана.

До меня добегает. Останавливается. Согнулся, руки в коленки упер.
Хрипит. Видно же — редко бегает. Сдох, марафонец.

— Мужик! Пых-пых-пых! Бля! Пых-пых-пых! Тысобаку — пых — тут — пых — не видел? Хрррр!
— Ротвейлера? — я закурил.
— Точно! Пых-пых! Хрррр!
— А вон туда побежал. — я махнул сигаретой за спину в сторону реки.
— Вот сука! Хрррр! Пых-пых-пых! Ух! Все! Не могу! — и упал жопой в
траву.
— Вернется. Там дальше бежать некуда. Река. Болото. Он же через реку не поплывет.
— А вот хуй его знает! Хрррр! Если шарик не съебется — поплывет как
нехуй делать. Дай закурить, — мужик потихоньку приходил в себя.
Я протянул сигарету.
— Чего он ломанулся-то?
— Блять! За шариком!
— За каким Шариком?
— Понимаешь. Мы мимо просто ехали. Остановились поссать. Ну а этому же размяться надо? Шесть часов в машине. Ну я шарик и надул. Ему шарик надувной – лучше ничего не надо. Будет его пендюрить, пока не лопнет. Я его к этим шарикам со щенка приучил. Специально. Ну, чтоб петард не боялся. Фейерверков этих ебаных. Звуков, короче, громких. Он шарик гоняет-гоняет, потом или прокусит, или лапой. Тот хуяк — и лопнет. У меня этих шариков полный бардачок. А хули? Не самому же мне с ним прыгать?

Мужик передохнул. Я ждал. Все ясно. Шарик ветром подхватило — пес за ним.

— Ну, хули. Я стекла пока протираю. Этот резвится. С шариком. Он шарик-то носом поддел, тот хуяк — и на кусты. Бах! И лопнул. Ну и пиздец. Шарик лопнул — можно ехать.

Мужик вздохнул и сделал круглые глаза.

— И вдруг. Смотрю. Бля! Точно из этих кустов. Где шарик лопнул. Только далеко. Выплывает этот ебаный дирижабль! Красный! Как наш шарик. Этот как увидал, у него видно в мозгу чего-то закусило, и он кааааак ебанет! За этим статосратом. Я — за ним. Блядь! Даже машину не закрыл!
— Тут нет никого. Только лоси, — успокоил я. — Какой сратостат?
— Ну ты чего, мужик? Вон же! — и ткнул рукой мне за спину и вверх.
Я обернулся. С той стороны реки, километрах в двух навскидку, высоко в небе висел ярко-красный огромный воздушный шар. Настоящий. Большой. Взрослый. И визуально, если прикинуть, он да, точно соответствовал размерами обычному надувному шарику метров с десяти.
Я аж присвистнул. Откуда? И как я его раньше не заметил?
— Жопа! — сказал мужик. — А ты говоришь — не ебанет за речку. Как два пальца! Он же на этих шариках повернутый. Пока не лопнет — хуй отстанет.

— Слышь? А ведь если на ту сторону ебанет, сам обратно не вернется. Не поплывет.
— Точно? — я кивнул.
— Точно! Не знаешь, где тут ближайший мост?
— Знаю. Сам долго не найдешь. Я покажу. Пойдем сначала на реку глянем.
Там далеко видно.
— Блядь! Слушай! А машина?
— Что за машина?
— Джип. Паджера. Может я ....?
— Да ладно. Местные не тронут. Мы быстро. Тут пять минут до реки-то.
Если переплыл – увидим. Там поля, на той стороне. Может сплаваешь.
Речка неширокая. А я к машине схожу. Покараулю. Или наоборот. Только он меня слушать не будет.
— Ладно. Пошли. Решим. — мужик явно приободрился. — Бля, слушай, спасибо тебе. Я без собаки отсюда один хуй не уеду. Год жить буду.
— Найдем.
Я потянулся за удочками. Он тяжело поднялся, отряхивая задницу. И вдруг заорал:
— Ну что, сука?! Нашароебился, засранец?
Я оглянулся из-под руки. От кустов, виновато тупя башку и поджимая то место, где у большинства собак хвост, мокрый как цуцик, понуро брел ротвейлер.
— Иди сюда, сынок! Иди, ссученок! — радостно орал мужик и притопывал от счастья. — Ща те папка знатных пиздюлей вваливать будет!

Не доходя до нас метров десяти, пес вдруг остановился. Повернулся к реке.
Задрал башку и зло и обиженно гавкнул. Потом присел на задницу. Глянул в нашу сторону. И натурально, в голос, заплакал.

Там, за рекой, высоко в небе, непонятно каким ветром занесенный, парил огромный красный воздушный шар.