Закурить есть?

Дусика в селе знали все.
Тридцатилетний наивный парень. Щенячий взгляд, дефект речи и очень быстрая манера разговаривать.

Когда-то он был нормальным, таким как все. Учился в школе и даже собирался поступать в институт. Уважаемые в народе родители гордились молодым дарованием. Юный Дусик, он же Игорь, и на олимпиады ездил и на турниры по шахматам и шашкам, и на соревнования по легкой атлетике. Одним словом, везде успевал.

Сразу после школы Игорь скопил денег на новый мотоцикл «Минск». У всех нормальных пацанов в селе были мотоциклы, и Игорь не хотел отставать в этом плане.

Он отполировал синий бак и решил прокатиться с ветерком. Его старший брат Вова, мужиковатый круглолицый парень, попросил подвезти его до соседнего села. Игорь не смог отказать. Заодно и в соседнем селе покрасуется перед пацанами да девками своим новым мотоциклом.

Летнее солнце жгло асфальт.

Теперь уже никто не знает и не помнит кто оказался виноватым в той аварии, но Игорь с братом врезались в легковушку и залетели под фуру.

С того времени Игорь стал Дусиком.

Родители потеряли одного сына, а второй оказался в коме. Несколько минут перевернутая легковушка лежала на груди у Дусика, отчего даже после полного выздоровления его грудь остается проваленной.

Теперь, десять лет спустя, Дусик слоняется по селу, просит закурить и заводит разговор с каждым, кто не против выслушать насущные проблемы Дусика. А все его проблемы сводятся к тому, что рыба перестала клевать. Что снасти и удочки дорожают. Что в скором времени он построит себе лодку и выйдет рыбачить на середину реки.

Говорят, что сам Дусик так ничего и не понял. Как многим казалось, он совсем не грустил о брате и не клял себя в том, что именно он был тогда за рулем.

— Я ехал, а потом машина, фура и больница, — именно так Дусик описывал пережитое тем днем.

Со временем он забыл и это. Он часто вспоминал Вову, но говорил о нем так, словно тот куда-то уехал и вот-вот должен вернуться.

— Он мне удочку привежет. Японскую привежет Дорнато из углеплаштика. Он мне обещал. А когда привежет удочку, то я лодку доштрою швою и башню для него поштрою. Вот когда он увидит эту башню и приедет ко мне ш удочкой, мы ш ним на рыбалку пойдем и я там шамую большую рыбу вытяну. Вот такую. – Дусик раздвигал руки в стороны, показывая насколько огромной будет пойманная рыба. – Есть закурить? – задавал он свой коронный вопрос, при этом дефект его речи пропадал.

Собеседник, улыбаясь давал ему закурить и тут же спрашивал.

— У нас ведь не водится такая рыба?

— Я видел, видел, — с горящими глазами тараторил Дусик. – Я тогда на берегу притаилща. Я тогда на каращя ходил. Шпрятался за камышами, а на чиштой воде вот такая рыбеха плешкалащь. – он снова раздвинул руки в стороны. – Я тогда ее увидел и захотел поймать. Я бы ее и тогда поймал, но моя удочка из камыша не потянет такую рыбу. Вот когда Вовка приедет, то привежет. Есть закурить?

— Дусик, ты не оборзел, ты же еще эту не докурил? – улыбаясь спрашивал собеседник.

— Она ведь не вечна. Одну курю, вторую за ухо, а третью в карман.

— Ладно, держи.

Дусик закладывал сигарету за ухо и шел дальше по селу искать нового собеседника.

Ходили про Дусика слухи, будто бы он за три тяги может скурить всю сигарету до фильтра, если с фильтром и до пальцев, если без фильтра. Взрослые не верили, а детвора постоянно приставал к Дусику с просьбой показать, как он проделывает этот трюк.

Дусик, хоть и был наивным и весьма неприспособленным к жизни, но смекнул, что детвора — это почти что неисчерпаемый ресурс сигарет.

И каждый раз, когда дети таскали ему отцовские сигареты, он отказывался показать им свой трюк.

Иногда наигранно кашлял в кулак, мол заболел и сегодня не получится. Иногда говорил, что нездоровится. Иногда говорил, что только что пробежал пять километров к ряду и даже за двадцать тяг сигарету выкурить не сможет. В общем Дусик использовал разные отговорки, чтобы дети таскали ему бесплатные сигареты.

Лет в двадцать пять, Дусик пристрастился к алкоголю.

Пить ему было строго запрещено, но он этого не понимал. Несколько раз его даже закрывали в сарае, потому что он кидался с кулаками на отца с матерью.

Поутру, когда он проспится, его открывали и выпускали на улицу. Дусик закрывал глаза от яркого света и вел себя так, будто ничего не помнит. Или же делала вид, что ничего не помнит. Но все возвращалось на круги своя.

— Есть закурить? – был его первый вопрос после выхода на волю.

Одним из летних вечеров, Дусик пришел домой не в себе. Он был не в себе с момента аварии, но даже сегодня он выглядел слишком возбужденным.

— Что случилось Игорь? – спросила мать.

— Вовка сказал, что не приедет?

— Почему? – как ни в чем не бывало спросила мать, зная его отношение к смерти брата. Она всегда поддерживала в нем эту иллюзию. – Что он тебе сказал?

— Шказал, что не приедет. Шказал, что не купит мне удочку и я не шмогу поймать здоровую рыбу.

— Почему Игорь, почему?

— Он говорит, что я ничего не делаю.

— Но ты ведь строишь лодку, — попыталась утешить Дусика мать, который начал бегать по тесной кухоньке.

— Он, он… шказал, что ему не нужна лодка. Он говорит, что не может шпустится и лодка ему не поможет.

— Откуда спустится?

— Оттуда, куда он уехал.

— Игорь, — выдохнула мать и села на стул. – Я тебе это никогда не говорила, но Вовы больше нет.

Дусик остановил свой бешеный бег по комнате и уставился на мать.

— А где он?

— Давным-давно, он попал в аварию и умер.

— Но ведь он вернется?

— Нет.

— Ты врешь. – сказал Дусик и отвернулся к стенке.

— Игорь, миленький мой. Вы вместе были в той аварии, только ты выжил, а он погиб. Погиб тем же днем.

— Я помню. – Не поворачиваясь, говорил Дусик. – Машина, фура и больница. Но он мне шказал что вернется.

— Сказал тебе, когда ты спал?

— Да. – Дусик обернулся. – Я видел, как он уезжает, и он шказал, что когда я все щделаю он шможет ко мне вернуться.

— Тогда не бросай свое дело.

— Не брошу! Не брошу! Никогда не брошу. Есть закурить?

— Ты же знаешь я не курю, — улыбнулась мать. – Иди, занимайся.

На следующий год, с первых чисел апреля Дусик принялся усиленно строить башню и лодку.

В селе давно привыкли к его чудачествам и рады были лишь тому, что он занят хоть чем-то. На том же основывались и родители.

— Пусть хоть воду из колодца в колодец носит, — говорила мать, — лишь бы не пил и был счастлив.

Бабы поддерживали Дусика, каждый раз подкидывая ему сигареты и интересуясь, куда это он идет такой нарядный и счастливый.

— Я делом. Делом занят! – на ходу отговаривался Дусик.

— Каким это делом?

— Башня. Меня Вовка ждет. Башню штрою. Вот когда поштрою, вы все увидите ее мощь, ее величие… некогдамне. Некогда.

— Ну, иди с богом, — улыбаясь, говорили бабы провожая сгорбленную фигуру Дускика.

Над ним смеялась детвора и с улыбкой его провожали бабы. Никто не противился его новой выходкой с башней. Все знали о ней еще с момента аварии и, когда наконец-то Дусик серьезно взялся за строительство, то все село обрадовалось и с удовольствием наблюдало за его работой. Некоторые, особо жалостливые, давали Дусику старый инструмент.

— Это тебе в помощь. – говорили они.

— Вот шпашибо! – светился счастьем Дусик, принимая ржавую пилу с поломанными зубьями. – Это мне пригодится. Шпасибо большое. Есть закурить?

Дусик на целый день уходил в небольшой лесок, где строил башню.

Поначалу местная детвора охотно поддерживала его. Дети с удовольствием таскали ветки с бревнами, помогали пилить доски, придерживали нужный край и просто развлекали Дусика во время работы.

Работа кипела полным ходом.

Дусик согласился с местной детворой, что отдаст им это помещение, но при условии, что они должны быть с ним до конца. То есть башня должна быть высокой. Настолько высокой, чтобы с нее можно было все село видеть. Чтобы с самого верха, можно было плевать на макушки деревьев.

Дети согласились.

Но, как известно, детское рвение проходит слишком быстро.

Дусик тоже упал духом, но таскаться в лес не перестал. Он каждый день горбатился, пока его башня не обрела очертания и не обзавелась первым этажом.

Строение было несуразное и уродливое. Никакими знаниями Дусик не обладал, поэтому мастерил как мог. Строил настолько хорошо, насколько мог дойти своим умом.

Наструганные бревна, местами прогнившие, торчали из первого этажа как кости у скелета огромного животного. Дусик разглядывал свое творение и каждый раз засматривался вверх, к небу.

Он пришел сюда в очередной раз, чтобы продолжить строительство, но заметил, что в его башне кто-то есть.

— Вы почему так рано пришли? – спросил он подростков.

— Мы в карты тут играть будем.

— А помогать? – искренне удивился Дусик.

— Нам и этого хватит.

— Но вы обещали. Вы шказали мне, что будете шо мной до конца.

— Вы шказали что будете, бе-бе-бе…- передразнил Саня и отвернулся.

Дусик был наивен, добр и весьма незаметным. До тех пор, пока его не выводили из себя.

В один миг, Саня оказался возле стены, колода карт разорвана, как будто ее отдали собаке, а душистое пиво полилось по вытоптанной земле.

Дети затаили злобу на Дусика и эта компания больше не таскала ему ни сигарет, ни выпивку, ни бревна.

Дусик продолжал строить.

Шли года, и те дети, кто начинал стройку вместе с ним, уже закончили школу. Дусик старился. Волосы его поседели, грудь, казалось еще больше ввалилась, но он не пропускал ни дня, чтобы не побывать на стройке.

Его башня росла мышиными шажками. Несколько раз, последний этаж, который теперь высился над деревьями, рассыпался при сильном ветре. Вся конструкция ходила ходуном, тряслась и дрожала даже от слабого ветерка. Доски скрипели и жалобно выли.

Толстыми канатами Дусик примотал свою башню к ближайшим деревьям, на чем, она в общем-то и держалась. Несколько раз он едва не срывался со своего детища. Но каждый раз выходил сухим из воды.

— Это надо прекращать! – все чаще слышались разговоры на селе. – Я не желаю, чтоб мои дети покалечились на этой уродливой башне. – говорили бабы.

— И мои, — вторили другие.

Пока что по селу ходили недовольства только в виде слухов и обсуждений с глаза на глаз.

Когда паренек из школы сломал там руку, о сносе неизвестного строения заговорили всерьез.

— Мой ребенок руку сломал, — краснела от натуги тетя Валя. – Там обвалиться все может с минуты на минуту. Не дай бог окажется кто-то из детей. Привалит его теми деревяшками потом костей не соберем.

Бабы заохали.

— Ты приглядывала бы за своим чадом, глядишь бы и цел был, — крикнул кто-то из толпы.

— Не тебе меня учить, — пуще прежнего раздулась тетя Валя.

— Да он недавно родителей потерял, — сказал дед Вася. – Оставьте блаженному хоть одну забаву.

— Тоже мне блаженный. Курит и пьет хлеще алкашей.

— Да ну вас, — махнул дед рукой и ушел.

Толпа продолжила гудеть, обсуждая невиданную башню Дусика.

А сам Дусик был в это время со своей башней. Он таскал доски на верхний этаж, где пытался примостить их лучше и надежнее чем в прошлый раз, чтобы не случилось, что в очередной порыв ветра они вновь оказались на земле.

Уродливая конструкция высилась над деревьями.

— Сломать хотят твою башню, — сказал дед Вася Дусику.

— Шломать? – выпучил глаза Дусик. – Зачем ломать? Она мне нужна, не трогайте башню. Вовка прийти должен не ломайте.

— Да, я и не собирался ее ломать, — отмахнулся дед. – Бабы все чаще боятся за своих детей. Они и хотят сломать.

— Не н-надо ломать. – Дусик не мог понять, что его строение в лесу может хоть кому-то мешать. Он искренне удивлялся и нервничая, часто смотрел в сторону башни. Если верхний этаж был виден, то Дусик переставал трястись и заикаться, зная что башня цела.

— Ты бы заканчивал скорее, а то терпение их не вечное. Ты же знаешь этих баб.

— Жнаю. Хорошо жнаю. Они мне пилы и топоры давали. Есть закурить?

— А у нас всегда так. Вначале помогают, потом в гроб загоняют. На кой черт тебе сдался этот небоскреб?

— Вовка прийти должен.

— А родители?

— Родители умерли, — ответил Дусик и взял сигарету у деда Васи.

— А Вовка разве нет?

— Вовка уехал. Шказал что вернется. Шо дня на день обещал.

— А лодку смастерил?

— Не ушпел, поэтому и босюсь что не придет.

— Божья твоя душа, — сказал дед, оставил пачку и поковылял домой.

Половина села смеялось над башней Дусика, половина ее ненавидела и хотела сломать.

Могли бы и сжечь к чертям собачьим, но боялись, что полыхнет и сам лес.

Спустя неделю погода разыгралась не на шутку.

Пухлые тучи заволокли небо. Ветер срывал шифер с сараев и разбрасывал черепицу по огороду и палисаднику. Деревья не выдерживали порывов и валились прямо на дорогу и дома. Молнии освещали вечерний сумрак. А гром давал такие раскаты, что стекла тряслись в оконных рамах.

Высокий тополь, стройный как карандаш, повалился на провода. Искры брызнули в стороны и село Недурное погрузилось во мрак.

Матери загоняли детей в дома и сами прятались под крышами, со страхом и любопытством, наблюдая за капризами природы.

Улицы вымерли.

Один лишь Дусик, схватив единственный свой фонарь и закрываясь от ветра ладонью, бежал по дороге, утопая в глубоких лужах.

Бабы кричали ему в след, но он не слышал.

Несколько мужиков выбежали, чтобы силой затащить его в дом, но Дусик оказался проворней.

— Меня там ждут! Ждут! – кричал во все горло Дусик. Из-за сильного ветра и шума дождя его никто не слышал.

На следующий день Дусика никто не видел.

Первым делом вломились в дом, но там никого не оказалось. Сразу после этого, пошли к башне.

Бревна и доски разбросало далеко за пределы места где стояла башня. Канаты, что держали строение, болтались на деревьях.

Но, ни живого, ни мертвого, Дусика не нашли.

— Куда подевался? – спрашивали растроганные бабы.

— Рыбаки вчера как бурю увидели, к берегу причалили, — сказала подошедшая тетя Валя. – Они и видели вашего Дусика. Он вдоль берега шел. С мужиком каким-то круглолицым и с удочкой на плечах.