— Как поживаете, дядя Ёжик? — дочка Копатыча встретила постоянного посетителя будничной улыбкой.
— Всё бы ничего, милая, да желудок в последнее время шалит. Послушай… — Ёжик нахмурился, вспоминая имя собеседницы.
— Дядя Ёжик, вы опять позабыли. У меня нет имени, ведь меня никогда не покажут по телевизору. Я не персонаж, а всего лишь логичное продолжение персонажа папы — Копатыча. Называйте меня просто…
— Да-да, милая, не продолжай. Собственно говоря, у меня имени, как такового, тоже нет… Как отец? Всё ещё хворает?
— Умер вчера… знаете, перед смертью он открыл глаза и…
— Что, опять позвал меня? Странно, уже в третий раз…
— Что?! Какой раз? Не поняла вас…
— Забудь! Забудь, милая, — лапки Ёжика затряслись, отсчитывая купюры. Нужная всё никак не поддавалась. Наконец, он вытянул ту, что была сверху, самую крупную и шмякнул ею об стол, — Сдачи не надо!
Схватив сигареты с бутылкой, седой ёж выскочил на воздух и судорожно ослабил петлю галстука на шее:
— Господи, да когда же это закончится?! Неужели так сложно это закончить?! Чёрт рогатый…
Старая грудь поблекшего розового цвета динамично вздымалась и опускалась. Ёжик схватился за сердце:
— Нужно успокоиться… так и до инфаркта недолго себя довести…
Усмиряя дыхание, он вскрыл пачку, сунул сигарету в рот, а иголкой вскупорил бутылку. Закурил и медленно побрёл в сторону моря.
На песчаном берегу были видны могильные плиты друзей и сутулая фигура Кроша, копающего новую яму. Он на мгновение остановился, когда приблизился Ёжик. Персонажи мрачно кивнули друг другу.
Солнце нехотя топилось в море. Фотографии ушедших друзей искрились в свете заката и, как будто, улыбались грустной прогулке Ёжика.
Совунья, Пин, Лосяш, ушедшие стариками… И Нюша, она всегда уходила молодой. Ей невыносимо жить без сценария.
Ёжик вздохнул и закурил новую сигарету. Сел на песок и наблюдал, как волны меняют очертания берега. По небу проплыл дирижабль с рекламой сигарет Кар-кар.
Вдруг, Ёжик ещё острее ощутил одиночество. Прислушавшись, он понял, что больше не слышит звуки могильной лопаты. Он бросил нервный взгляд в сторону Кроша. Старого друга нигде не было.
Тогда седой Ёжик побежал к свежей могиле Копатыча. Приблизившись к ней, он ясно различил звуки плача. Крош лежал на дне могилы, закрыв обгрызанными ушами глаза. Рыдания душили его тщедушное тело, лапки то и дело вздрагивали.
— Крош! — крикнул Ёжик, срываясь на хрип, — мы должны верить, что у него всё получится! Ты слышишь?! Не сдавайся!
— Н-не м-могу, д-друж-жище, — заикаясь, выдавил заяц, — в эт-тот раз в-всё с-слишком затян-нулось!
С этими словами он вытащил из-за уха гнилую морковку и быстро проглотил. Затем посмотрел в глаза Ёжику и произнёс:
— П-прощай, д-друг…
Его зрачки померкли.
— Не-е-ет! — завопил в ужасе Ёжик, ещё сильнее поседев, — Я всё исправлю!
С неба полился дождь. Ёжик ринулся в сторону дома Бараша. Молнии сверкали в его очках. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.
— Открой! Открой, рогатая ты бездарность, — колотил Ёжик в поросшую мхом дверь, пока не вспомнил, что она открывается на себя, — проклятая старость… Бараш!
Рогатый писатель лежал в постели и тихо блеял. В глазах его читалась боль, а левое копытце сжимало рукописи.
Ёжик поспешно выхватил бумаги и стал читать. Улыбка разрезала его старую морду и с каждой строчкой становилась всё шире. Дочитав, он радостно заорал во всё горло:
— Бара-а-аш! — Но тут же схватился за сердце и прохрипел, — Бараш… Это гениально. Мы спасены…
Рогатое тело не дышало. Ёжик, держась за сердце, стал рыскать по полкам. Раскидывал бумаги, перья, чернила. Наконец, был найден конверт.
Дрожащей лапкой он запаковал сценарий новой серии и подписал: «Главному редактору».
Неслушающимися ногами умирающий ёж доковылял до выхода из дома и упал в дверях, размышляя угасающим разумом: «Завтра-завтра. Наступит утро. Придёт почтальон, заберёт письмо. И вскоре время повернётся вспять. Появится новая серия, и все мы снова встретимся. Молодые и дружные».
— Доброе утро! Такое… доброе… — прошептал Ёжик и вздохнул в последний раз.
© Лёнька Сгинь
0 комментариев