Офис. Шеф и секретарша Леночка ожидают визита партнеров.
Предстоят важные переговоры.
Входят партнеры — деловой человек господин Сидоров и переводчик.

Шеф: Господин Сидоров, я рад приветствовать Вас, надеюсь наши переговоры будут успешными. Садитесь пожалуйста.

Сидоров (набычившись): Hе понял!

Переводчик: Господин Сидоров говорит, что в тех кругах, к которым он близок, слово «садитесь» имеет несколько двоякий смысл. Господину Сидорову больше нравится в таких случаях слово «присаживайтесь».

Шеф: Да-да. Простите. Присаживайтесь пожалуйста, господа. Леночка, пожалуйста, 3 кофе! Господин Сидоров, позвольте преподнести вам скромный сувенир! Я недавно был по делам в Греции, где, как сказал Пушкин: "… гонит свои волны древний понт Эвксинский..."

Сидоров: — Hе понял!

Переводчик: — Господин Сидоров говорит, что он, хоть и не знаком с понтом Эвксинским, зато хорошо знает понты ростовский, одесский и новокузнецкий, поэтому гнать волну не надо. А кроме того, откуда вы знаете Саню Пушкина с Войковской, и если не знаете, то зачем вы именами кидаетесь?
Читать дальше

С Василием Васильевичем я познакомился в конце 90–х, вскоре после российского дефолта. Ситуация в стране была известно какая — разгул бандитизма, всенародное обнищание. Я сидел недалеко от своего дома в последнем ряду расположенных перед уличной эстрадой скамеек. Здесь на 9 мая играл военный оркестр, а в остальное время народ пил пиво, которое приносил с собой. Ну, я всегда, вестимо, вместе с народом. Наверно, можно было бы потягивать пивко и в близлежащем кафе, но его к тому времени кто–то раздолбал из гранатомета. В рамках честной конкурентной борьбы.

В пяти шагах от меня, под деревцем, стоял мужичок лет под семьдесят, щуплый, одетый не по ситуации официально и не по летнему времени плотно — в темный костюм, белую рубашку и при галстуке. Черные ботинки были до блеска начищены, но изрядно потрепаны. Да и костюмчик не тянул даже на секонд–хэнд. Старик вроде бы и не смотрел на меня, но в то же время я чувствовал на себе его взгляд. Повнимательнее оглядев мужичка, я обнаружил в его руках большую сумку, которую он как бы прятал за спиной, во всяком случае не афишировал. Из сумки торчали пустые бутылки. Не оставалось сомнений, что он ждал, когда я опорожню свою тару.
Читать дальше

Эта грустная история началась в тот незабываемый день, когда моя подруга Сёма, с помощью гидропирита и нашатырного спирта попыталась сделать меня блондинкой, и одновременно лишить волос, что ей в общем-то удалось. В те далёкие девяностые дешевле было стать после облысения панком, чем купить парик. Парики, конечно, в продаже имелись. Полный Черкизовский рынок париков. Сделанных из чьей-то сивой мотни, и уложенных в причёску «Немытая овца». Наощупь эти парики напоминали мёртвого ежа, да и выглядели примерно так же. Только непонятно почему стоили нормальных денег.

Нормальных денег у меня в шестнадцать лет не было. У меня и ненормальных-то не было. Родители меня обували-кормили, а на карман бабла не давали, справедливо полагая, что я на эти деньги начну покупать дешёвое пиво и папиросы. Вернее, мама об этом только догадывалась. А папа знал это точно. Так что пришлось мне пару лет ходить в рваных джинсах и в майке с Егором Летовым, и ждать пока отрастут волосы. Волосы — не хуй, отросли, конечно. Тут бы мне возрадоваться, и начать любить и беречь свои волосы, ан нет.

Волосы, может, и отросли, но на мозг это не повлияло. Поэтому как только волосы начали собираться в тощий крысиный хвост — я вновь решила стать блондинкой. И на это раз без Сёминой помощи. Сёма в доме — это плохая примета. А я суеверная.

Блондинкой я стала. В салоне красоты, под руками хорошего мастера, который сделал из меня мечту азербайджанца, и напомнил, чтобы через три недели я вновь пришла к нему на покраску отросших корней.

— Обязательно приду! — Заверила я мастера.

«А вот хуй я приду» — Подумала я через пять минут, расплачиваясь с администратором.
Читать дальше

Я смотрю на современное школьное образование и хуею. Просто хуею. По пунктам:

1) Русский язык: 11 лет детей ебут изощренными правилами, какими-то звуко-буквенными анализами рандомных слов, заставлют писать диктанты со словами типа «грампластинка», «златоковый». В этих диктантах ни один персонаж не одет во что-то нормальное. Все они одеты в чёботы, шаровары, бурку и скуфью. А на выходе мы имеем: каждый первый одновремЕнно бАлует и звОнит; каждый первый не умеет склонять числительные (даже на радио, тв) — то есть не умеет пользоваться падежами; путает рода слов — «мое день рожденье.» Нахуй так жить? Зачем 11 лет ебать мозги спорными запятыми и двоеточием-тире, если на выходе люди не склоняют слов и путают ударения?

2) Литература: без комментариев. Кто склонен думать, того Толстой ничему не научит, кому похуй — никакой Толстой не заставит. Но все обязаны любить Толстого, да так, чтобы на 4 страницы набралось, иначе не комильфо. Трупный яд девятнадцатого века вообще отдельный лютый фейл порождённый советским феноменом. Когда советская власть, боясь, чтобы граждане не нахватались вражеских буржуинских взглядов, не придумала ничего лучшего чем создать культурный вакуум. Отсюда все эти пушкины из класса в класс, лермонтовы с их инфантильными героями, достоевские с самокопаниями, чеховские герои с маленькими мирками обывателей. Но литература России 20 века ещё более убогая и посему в реалиях 21 века не знаешь какой лучший сорт говна впарить. Может стоит вообще отказаться от говноедства?
Читать дальше

Есть у меня приятель, Сергеем зовут его, я конечно сам расдолбай еще тот, но по сравнению с ним я агнец сущий. Так вот, звонит мне Серега в пятницу вечером и говорит так завлекательно, а не поехать ли мол нам к нему на дачу шашлыков поесть, победокурить и ваще попьянствовать вдали от жен (я еще тогда женат был). Естественно я с радостью согласился.
Суббота, утро, 2 зевающих во всю пасть кадра едут в Калужскую область на эту несчастную дачу. Приехали, машину загнали, ну и соответственно по стаканчику за успешное начало кампании. Долго ли коротко, первая и вторая бутылки подошли к концу.
А у Сереги был сосед, отставной военный, так вот значить подзывает он его к заборчику и заговорщиски так спарашивает: «Ребят, а денег заработать хотите?».
Задача, мдя… При учете того что к поездке мы подготовились и у каждого на кармане лежало около 300 грина вопрос денег не стоял никак, но, после 0.5 на лицо душа требовала подвига! Спрашиваем мы у дедка что он собственно хочет от нас. Он и говорит, что мол привезите мне машину навоза, а я вам деньгоф дам.
Лирическое отступление.
У Сереги на даче есть машина, УАЗик-грузовичок, на котором он всякий хлам возит…
Ну мы и согласились… Идиоты… Приехали на это поле навозе, ей-богу, здоровенная территория вся занавожена вековыми залежами. Едем по колее, поворот, накопано там, значит люди знающие копали и нам туда дорога. Я Сереге говорю, давай подальше проедем там гавно посвежее будет. Этот идиот меня слушает (нашел кого слушать) и машина через несколько метров уходит по оси в этот самый навоз… Чего делать непонятно.
Но у нас с собой было…

После распития бутылки в головы пришла здравая мыслб, надо толкать. Я, как пионэр-герой, выпал из двери ногами вперед. Так как я был в сапогах, то сапоги остались в навозе а носки приобрели нежно-коричневую окраску. Подошел я сзади к кузову и сказал: «Давай!». Сергей человек хороший, импульсивный, все с душой делает… Он и дал… Немая сцена… Грузовик и говняный Голем… Первым делом когда я подошел к двери машины из-за нее раздался очень нездоровый смех, и предложение посидеть в кузове, ибо салон хоть и старый и грязный, но никак не вонючий… С моей стороны было пожелание пеших прогулок по российскому бездорожью в известном направлении.
Залез я в кузов, Серега тоже перелез… Выпили мы вторую бутылочку.
Читать дальше

Жила-была Энни Оукли. Родилась она в 1860 году, в штате Огайо, и была шестым ребёнком в семье. Когда Энни исполнилось шесть лет, папа её помер от пневмонии, и в семье наступила нищета.
— Детей не сожрёшь, а кормить их надо, — здраво рассудила мама, и отдала Энни родственникам. Типа в аренду, за кормёжку.
Там девочка была почти в рабстве, пахала круглые сутки, а кормили её не так чтоб очень.

Когда Энни исполнилось 8 лет, она решила:
— Хватит.
Пришла к маме, и говорит:
— Хорош, мама, фигней страдать. Забирайте меня обратно.
— Да кормить тебя нечем, — отмазывается мама.
— Не надо меня кормить, я вас, беспомощных, сама прокормлю, — заявляет Энни.

Взялa стaрое ружьё покойного пaпы, и отправилaсь на oхоту. Принeсла дичи столько, что на семью хватило, да ещё и на продажу осталось.
— Ах, как хорошо! — обрадовалась мама. — Только я, как добрая квакерша, продавать дичь без мужчины не смогу. Это неприлично.
— Все вы, квакерши, только квакать и можете, — сурово ответила Энни.

Пошла и сама продала дичь в рестораны. А на следующее утро снова на охоту. Так и повелось: Энни кормила всю семью, продавала дичь, и сумела заработать денег столько, что за 7 лет выкупила ферму, которую мама заложила.
— Да как же у тебя так получается, деточка, — удивлялись все вокруг.
— Жить захочешь, и не так раскорячишься, — отвечала Энни.
— Но ты же девочка, ты должна быть нежной, — внушали соседские кумушки.
— Нежность и ружьё — лучше, чем просто нежность, — говорила Энни.
— А где твои серёжки и другие украшения? — хихикали ровесницы.
— Вот моё лучшее украшение, — мило улыбалась Энни, и показывала ружьё.
Читать дальше

Я понял причину, почему у нас страна которая никогда не будет инновационной, а всегда будет в жопе. Дело не Чубайсе или Медведеве, дело в наших людях, а они у нас пиздец, какие «креативные».

Сука, утро, картина маслом, выхожу из подъезда, бреду к машине, на стоянке возле бизнес-центра паркуется SLK, 3 –его поколения, все дела, полный фарш, и оттуда вылезает чувак. Это пиздец! В сандалиях, серых нестиранных, судя по виду, носках, и майке аля алкоголик, весь образ дополняет барсетка – привет из 90-ых. Сука, ну как он так оделся? Откуда у него такая машина? У бомжей на Курском что ли насосал, они ему мелочью скинулись, и он себе этот агрегат взял. Или все бабло на тачку спустил, а на шмотки уже не осталось? Мужики, ну ебаный ты род, ну сколько, сука, можно сандалии на носки надевать? Ну, что за еб твою мать! И запомните, майка смотрится красиво на накаченном теле, а не на арбузе 150 размера. Получается, что на вас как будто пакет из «Пятерки» надели. Особо «креативные» товарищи надевают белые носки, а потом сандалии, и так шляндаются по пыльному городу, и вот сидит такое чудо в метро, но не просто сидит, он еще ногу на ногу кладет, чтобы подчеркнуть, что его носки не просто грязные, а пиздец какие грязные. Хвастается, блядь…

Дальше, больше. В пробках я заметил одну особенность, чем у чувака хуевее машина, тем у него из окон громче музон орет. Зимой они не так заметны, а летом, во время жары, когда окна различных тазов и прочих Нексий открыты, музон хуярит как на Ибице, на дискотеке. Ебать, мой компот, чувак, бля ты едешь на говне, которое стоит дешевле, чем приличный китайский телефон, сиди ты тихо, блядь, хули ты, подчеркиваешь, что ты уебок. Я не понимаю, все эти люди сообщают всем, что у них есть таз 90-ых годов? Хвастаются? Это примерно, если бы я, когда еду в метро, начал орать: « Эй, люди, я крутой, блядь, у меня нет машины, я, блядь на метро езжу! Я краУсавчиг, сука!»
Читать дальше

— Я люблю ёжиков… — Вообще зверей, зверушек и звериков.
Всяких, даже крыс, пауков (очень!) и гадюк (еще больше). —
Растения — все люблю. — Бродить по лесу. Воду люблю. Плавать в море, а возле реки — жить. Смотреть на реку. — Ветер тоже люблю, даже когда он зимой в лицо дует. — Ходить босиком. — Возвращаться домой летом на рассвете и знать, что там никого нет и можно лечь спать. —
Есть ежевику с куста. — Кактусовый чай, эфиопский кофе. — Лежать на мху. — Ночевать под открытым небом. — Быстро-быстро ехать в автомобиле по загородной дороге. Можно, впрочем, и по городу, если он большой: тут важно знать, что еще нескоро приедешь. — Удобную обувь. — Мидии. — Улиток (не как пищу, а как объект созерцания). —
Гулять по незнакомому городу. — Цветные стекла. — Запах дыма. Вообще многие запахи. У меня нос — главный источник наслаждений, наверное. — Бродить в тумане. — Качаться на качелях. — Уезжать на поезде, особенно ночью. — Собирать грибы, камни, ягоды, листья, дрова — просто собирать. — Проснуться утром, посмотреть на часы и обнаружить, что еще рано и можно спать дальше. — Кедровые орешки. — Зеленый цвет (и свет). — Внезапно обнаруживать «своих»: по сиянию глаз, по ненароком брошенному слову или жесту. — Сны (не все).
— Сумерки. — Смотреть на огонь. — Смотреть на текущую воду. — Гулять под снегом с плейером. — Выйти из дома в первый раз после простуды. — Кататься в стеклянном лифте и смотреть вниз. — Завалиться на диван с интересной книгой. — Кормить уток и вообще всяких птиц.
Читать дальше

Я стою перед ее кабинетом и репетирую, как войду и не заплачу.

— Здравствуйте, Людмила Александровна, — скажу я. — Мне нужна помощь. Моя дочь — ей 10 месяцев — перенесла гнойный менингит. Осложнение — полная глухота. Я собираю документы для комиссии по инвалидности. Нужно пройти диспансеризацию.
— Ну, записывайтесь через систему и проходите, — скажет мне заведующая. — В чем проблема?
— Проблема во времени. Его нет. Много врачей, много анализов, ЭКГ, все в разные дни, в разных филиалах. Если проходить в общем порядке, то диспансеризация займет пару недель. А у меня нет пары недель. Мне срочно нужно делать дочке операцию. Дело в том, что улитка в ухе может закостенеть, и нужно успеть поставить импланты до того, как это случится. И тогда мой глухой ребенок будет жить полноценной жизнью.

Я дома репетировала этот текст, произносила его с холодной отстраненностью.

Ну, пошла…

— Здравствуйте, Людмила Александровна… — голос предательски дрожит. — Мне нужна помощь… Моя дочь — ей 10 месяцев — перенесла гнойный менингит… Осложнение — полная глухота…

Слезы катятся по щекам, безобразно морщится лицо. Все репетиции — коту под хвост.

— Успокойтесь, — говорит заведующая и идет прикрыть дверь кабинета, в которую кто-то постоянно норовит заглянуть. — Чем можно помочь?
— Диспансеризация, — с трудом выговариваю я и погружаюсь в глухие рыдания.
— Давайте, мамочка, успокаивайтесь. Это жизнь. Нельзя сдаваться. Я помогу вам всем, чем могу. Завтра сможете прийти ко мне прямо с утра? Собрать все анализы и прийти с малышкой? Я возьму вас за руку и проведу по всем врачам…
Читать дальше

В 2004 году Рой Ф. Баумейстер и Кэтлин Д. Вос опубликовали в журнале Personality and Social Psychology Review статью, в которой представили человеческие гетеросексуальные и, до некоторой степени, романтические отношения как экономическую модель.
Секс — ресурс. Мужчины — покупатели и создают спрос. Женщины — продавцы и контролируют предложение.
Женщина на протяжении многих веков была человеком «второго сорта». Если у неё и была власть, она шла от мужчины, а чаще обходились даже без этого: простолюдинки вкалывали наравне с мужьями, параллельно рожая 10 детей и занимаясь хозяйством. Права наследования ограничены, нет права голоса, права полноценно выбирать мужа, как нет (и это колоссально важно!) возможности не рожать детей.
Я это не ради разжигания священной войны феминизма говорю, а чтобы прояснить: у женщин очень долго была крайне невыгодная позиция. Зато у них была одна штука, нужная всем гетеросексуальным мужчинам, — секс. Точнее, доступ к нему.
И женщины решили (не на специальном саммите, конечно, а не сговариваясь, интуитивно) задирать цены. А что делать? Других козырей-то нет. Я тебе секс, ты мне свадьбу, а с ней (в теории) — стабильность, пропитание, гарантию будущего детей и мясо по праздникам.
Рассматривать секс как источник удовольствия такая женщина позволить себе не могла, потому что тогда будет соблазн сделать скидку, а это чревато не только урезанием благ («поматросил и бросил»), но и отвержением общества, а конкретно — другими женщинами, которые наравне с мужчинами и церковниками блюли мораль.
Читать дальше

Когда я впервые её встретил, она показалась мне совершенной. Невысока, вьющиеся волосы собраны в пучок, спокойные серые глаза, хранящие на дне какую-то тайну.

— Чего стал, дай пройти, — она оттеснила меня в сторону, и потекла вдоль стенки зала, в который я пришел узнать о занятиях йогой. Посмотрев ей вслед, я решил, что йогу, от которой уже готов был отказаться, чего бы мне это ни стоило, освою.

Уточнив условия у тренера, я тогда ушел, а уже в следующую среду, минут за пятнадцать до начала, не находил себе места на лавочке, ожидая её появления. Она вошла вместе с инструктором. В черном трико, легкая, грациозная, заняла свое место расстелив циновку. Сердце мое екнуло.
— Привет, — сказал я, когда она проходила мимо.
— Привет, — отозвалась она безразличным голосом, но тембр ничего не менял. Я горел.

Занятие чем далее, тем больше мне не нравилось. Нескладный, тяжелый и наверно тупой, я не мог выполнить ни одной асаны. Я искренне пыхтел и тужился, но тело отказывалось складываться пополам, а рука не хотела тянуться к пятке. Чувствовал я себя так, словно меня вежливо и спокойно пытали на Голгофе. Пот обильно смачивал футболку. Из-за этого я комплексовал, и плохо слушал объяснения, делая раз за разом досадные ошибки.
— Внимательнее, внимательнее, — подбадривал меня инструктор. — Вы зажаты как. Расслабьтесь.
«Иди к чертям», — вертелось в моей голове, пока я пытаясь не свалиться на кого-нибудь из соседей, делая сарвангасану. К огромному моему облегчению, скоро инструктор разрешил мне передохнуть. Ему вероятно стало обидно за йогу.
Читать дальше

Женщина в неброском платье, в сопровождении своего мужа, одетого в скромный костюм, сошли с поезда на Бостонском вокзале и направились к офису президента Гарвардского университета.
Им не была назначена встреча. Секретарь с первого взгляда определил, что таким провинциалам нечего делать в Гарварде.
— Мы бы хотели встретиться с президентом, — сказал мужчина низким голосом.
— Он будет занят целый день, — сухо ответил секретарь.
— Мы подождем, — проговорила женщина.
В течение нескольких часов секретарь игнорировал посетителей, в надежде, что в какой-то момент они разочаруются и уйдут. Однако, убедившись, что они никуда уходить не собираются, он все же решился побеспокоить президента, хотя очень этого не хотел.
— Может, если вы примете их на минутку, они скорее пойдут?», — спросил он у президента.
Тот с негодованием вздохнул и согласился. У такого важного человека как он, уже точно нет времени принимать у себя людей так скромно одетых.
Когда посетители вошли, президент, с суровым и высокомерным видом посмотрел на пару. К нему обратилась женщина:
— У нас был сын, в течение одного года он учился в вашем университете. Он любил это место и был очень счастлив здесь. Но, к сожалению, год назад неожиданно умер. Мой муж и я хотели бы оставить о нем память на территории университета.
Президент совсем этому не обрадовался, а даже наоборот стал раздраженным.
— Госпожа! — с дерзостью ответил он, — мы не можем ставить статуи всем, кто учился в Гарварде и умер. Если бы мы делали так, то это место походило бы на кладбище.
Читать дальше

От мне нравится, когда выложат в сеть фотографию кефира в стеклянной бутылке или там отвратной водяры с пробкой «чебурашка» и томно так припишут внизу «а помнишь?». Та, бля прекрасно помню! А многого вот не помню, хоть убей. Помидорок свежих зимой не помню. Балыка, сырокопченой колбасы, икры, осетрины, лососей не помню. Скрывают барханы памяти информацию о джинсах, приличной обуви, адекватной бытовой химиии, нетоксичных дезодорантах, одеколоне, который не вызывал головную боль (даже если его не пить) средствах от тараканов… А самих тараканов помню прекрасно. А помнишь? Конечно! Несметные орды рыжих тараканов входили в продуктовую корзинку советского человека и тырили то немногое, что там было.
Читать дальше

Эй, вы, молодое поколение. Зачем вы вообще живете? Чтобы ни черта не делать и потреблять? Почему вы такие… даже не тупые, нет, вы темные, словно кто-то запретил вам тянуться к свету, отобрал книжки, вырезал лобные доли, дал взамен ТНТ и контактик с друзяшками и прикольными картинками.

Почему вы, в основной своей массе ничем не интересуетесь, а? И я имею в виду не максимум быдло с ягой, но и не гиков с узкими интересами, а вот эту основную массу обычных школьников да студентоты. Мобилки, айфончики. Запостить картинку, посмотреть каменты. Нажать сердечко. Скроллить весь день, сука, ленту вконтакте. ПЕРЕСМАТРИВАТЬ, БЛ*ДЬ, ФОТКИ Е*АНЫХ ФРЕНДОВ КАЖДЫЙ ДЕНЬ — В НАДЕЖДЕ НА ЧТО? Особи с избытком тестостерона еще хотя бы занимаются спортом да бьют друг другу е*ала. Стране пригодятся психопаты в виде пушечного мяса.

Не знаете простейших, элементарных вещей. Разорвана цепь времен. Иваны Непомнящие во все поля. Первокурсники уже забывают (а то и не знали никогда), кто такой Кеннеди, Гагарин (!), таблицу умножения, что такое Конституция, сам факт WWII, не говоря уже о воюющих сторонах. Одна третьекурсница на моей памяти не могла показать на карте стороны света. Где север, где юг, сука. Зато, небось кнопку «Мои сообщения» находит быстро. Вторая — не знала разницу между словами «форт, порт и корт» — в ее лексиконе их просто не было.
Читать дальше

Тридцать четыре года назад я родился в Чите, так получилось. Мой ангел-хранитель ушел в запой, и в конце зимы я проклюнулся. Воинская часть отца стояла в Борзе. Это была еще не самая жопа мироздания, но очень близко. Самый сфинктер находился в Даурии. Степь, ветра, грязища и повсюду индейцы, скрещенные с китайцами, – буряты. Я захотел заглянуть в этот верхний анус мира на месяц раньше срока. Не получилось – оттуда маму, поехавшую погостить к сестре, доставили в читинский роддом на вертолете. В Даурии только с бурятами и дорогами была беда, а с вертолетами – нет.

Даурию я осмотрел чуть позже, когда нам дали там квартиру. Помню, мне понравилось. Там я съел шесть килограмм мандарин и превратился сплошной трехлетний прыщ в колготах, а еще нашел труп голого замполита. Возвращаясь зимой из деревни, он запутался в колючей проволоке, которой был обнесен военный городок. У него была скверная привычка – раздеваться по пьяни до трусов и ложиться спать, где придется. Ровно в десять вечера его организм командовал «отбой», и майор, аккуратно сложив форму, валился баиньки в сортир, сугроб, кошачью ссаку – не имело значения. Железной дисциплины был человек. Это его и сгубило.
Читать дальше