Каждый вечер, уложив двухлетнего Сережку спать, бабушка доставала из кармана юбки ключ, который всегда был при ней, и направлялась в чулан. Там, притворив входную дверь и задвинув засов, извлекала из только ей известного потайного местечка другой ключ и отпирала большой дубовый ларь, в котором хранились запасы того ценного, без чего нельзя было выжить в трудные и голодные послевоенные годы, а именно: мука, соль, спички, сухари и зерно. Впрочем, и запасами-то это назвать было трудно. Муки оставалось совсем немного: треть мешка ржаной и половина ведра пшеничной. Сухарей тоже было меньше трети мешка. Зерно же бабушка и в расчет не брала: два ведра жита на весенний посев и небольшой мешок пшеницы, хранившийся как неприкосновенный запас на самый крайний случай. Радовал лишь запас соли, еще довоенный: серая, грязноватая окаменевшая глыба, занимавшая больше половины одного из четырех отсеков высокого ларя, из которой при помощи старого топора и добывалась соль. В углу соляного богатства красовался десяток яичек, предназначенный к праздничному столу на Пасху Христову. Их бабушка втайне от внуков собирала от двух куриц, зимой живущих в доме под печкой, а сейчас свободно расхаживающих по двору и на вольных хлебах после зимней бескормицы нагуливающих формы, подобающие настоящим хохлаткам. Повздыхав горько над бесценными богатствами и прикинув, что до нового урожая богатств этих может и не хватить, бабушка бережно насыпала в отдельные баночки муки – немножко пшеничной и побольше ржаной, ставила баночки в плетеную корзинку, добавляла туда же из развешенных под потолком холщовых мешочков сушеную морковку, чернику и малину, запирала ларь, прятала ключ, запирала чулан и возвращалась в дом, где ее уже ждали старшие внуки.
Читать дальше

Знакомый уехал в отпуск, а Нормана оставил мне. Русский спаниель, 2 года, большой добряк и умница. Оставляет его уже третий раз, тот знает меня, как члена семьи, я собачница и ухаживаю за ним так, как за своими будущими внуками, но каждый раз в его жизни случается трагедия. В отличие от нас, он не заламывает руки (лапы, конечно), не устраивает истерик с визгом, не симулирует умирание, дабы обратить на себя внимание и разжалобить… Каждый раз он умирает на самом деле. Лежит у порога, смотрит в одну точку и ни на что не реагирует, как не реагирует ни на что мёртвое тело… Мы выходим гулять по хозяйскому расписанию, но делает он это без чувств, а лишь потому, что не приучен гадить дома. Он кушает хозяйский корм, но, думаю, в эти дни корм лишён для него привычного вкуса. Я балую его вкусняшками со своего стола (хотя хозяин категорически против нарушения режима «правильного» кормления), и Норман доверчиво съедает всё, но, будучи воспитанным, он с таким же чувством принял бы от меня и яд. Я ложусь рядом с ним на пол, и, заглядывая ему в глаза, разговариваю с ним. Но в итоге понимаю, что ему от этого не легче, и получается, что я делаю это ради себя, чтоб очистить совесть, мол, сделала всё от себя зависящее… А он из благодарности (а может из сострадания ко мне) не показывает вида, не уходит демонстративно в другой угол. Он просто лежит, смотрит в одну точку и думает о чём-то о своём. О чём? Мы покорили глубины мирового океана, мы полетели в космос, мы создали умнейшие машины, превосходящие нас в скорости обрабатывать информацию и выдавать единственно верный ответ, а вот о чём думает родное существо у нас под боком, мы так и не научились распознавать… Так и я лишь догадываюсь, что он скучает, скорей всего вспоминает яркие моменты своей жизни с хозяином, но это на поверхности… А думает ли он, что хозяин его бросил? или вот-вот вернётся? или погиб и не вернётся уже никогда? обижается ли он, злится или прощает заранее, лишь бы вернулся…
Читать дальше

В Республиканском научно-практическом центре детской онкологии, гематологии и иммунологии в Боровлянах (деревня в Беларуси) мойщики окон работали в костюмах супергероев.

Несколько мужчин сидели возле гаражей за импровизированным столиком и выпивали.
— Ну, за нас,- поднял тост один из них и быстро опрокинул рюмку, за ним последовали и сидящие за столом.
— О Михалыч домой идёт, сейчас опять жинке звонить будет, отчитываться, — хохотнул один из мужчин.
— Наверное, очередную шубу спешит покупать, — поддакнул ему, сидящий справа.
— А ну цыц, — строго посмотрел на мужиков Валерий Иванович, старший водитель, — Михалыч, присаживайся с нами.
— Нет, нет, ребята, мне домой нужно, — опрятный мужчина сорока лет приветливо кивнул своим работникам.
— Начальник, ну уважь ты нас, нечасто же собираемся вместе, а ты и подавно с нами за одним столом не сидел, — мужчины закивали головой.
— Ладно, сейчас жене позвоню, что задержусь, — мужчины переглянулись, заулыбавшись.

«Подкаблучник» — пронеслось у каждого в голове, но, конечно, никто вслух этого не сказал. Всё же их начальник и по совместительству хозяин фирмы, был хорошим мужиком, хоть и носился со своей женой, как с великой драгоценностью.

Когда Михалыч присоединился к работникам, один из них, уже подвыпивший, всё же решил спросить, о чём переговаривались мужики в курилке и было предметом подколов в сторону начальника.
— Михалыч, хороший ты человек, во всех отношениях, семьянин к тому же, ты не подумай, мы тебя уважаем. Но чё ты носишься со своей женой, ты же ей ни в чем не отказываешь, покупаешь всё, вон, отчитываешься за каждый шаг. Не боишься разбаловать, за что ты её так любишь?
Читать дальше

В ветлечебницу ворвался шумный и взволнованный клиент: «Ребята, помогите. Я тут собаку хорошую сбил. Сама под колеса бросилась...».

Аккуратно уложив пса на кушетку, группа специалистов принялась за дело. Пес был в сознании и почти совсем не издавал жалобных звуков, просто растеряно смотрел в глаза каждому, кто старался ему помочь. Это была великолепная легавая собака породы курцхаар.

К счастью, у пса не оказалось серьезных повреждений и получив изрядную дозу антишоковой терапии, устало и безнадежно опустил морду на лапы.

Клиент взмолился: «Я все оплачу.Только разрешите оставить собаку у вас. Я очень тороплюсь.

У меня работа. А вы дайте объявления. Хозяин найдется. А если не найдется, то ее обязательно кто-нибудь заберет. Такую замечательную собаку не могут не забрать». На том и порешили.

Красавчика оставили в клинике. Утром во всех читаемых газетах и по радио была распространена информация о потеряшке. Звонков и визитов с желающими приобрести друга было много. Мы тщательно записывали телефоны возможно будущих хозяев, но упорно продолжали ждать истинного. При этом рассуждали:

-А вдруг какой-нибудь охотник скажет, что моя. Как поверим? Собака послушная.За любым пойдет.

-А. И проверять не будем. Отдадим. Да и все.
Читать дальше

В былые времена Великого Союза, я и моя молодая супруга прибыли в небольшой портовый городок по распределению и, как тогда водилось, получили комнату в коммуне, как помощь молодой семье специалистов. Нашими соседями оказалась шумная семейка, состоящая из мамы, папы, бабушки и восьмилетнего сорванца, и еще одну комнату занимал герой этой истории, старичок, бывший боцман торгового флота, как его все называли — дядя Жора. Дядя Жора был очень колоритной личностью, моряк от Бога, проведший в море всю свою жизнь. Детдомовский сирота, никогда не знавший своих родителей, человек, в речи которого были только морские термины и выражения, но совершенно безобидный человек. Дядя Жора всегда был навеселе, но никогда не был пьяный, с утра до ночи копался во дворе в своем сарае, что-то плел, вязал, точил и мастерил.
Соседский парнишка был местным разбойником, предводителем уличных хулиганов, проблемой школы и грозой всей улицы. Его родители уделяли мало внимания его воспитанию, работали как каторжные в порту разнорабочими, а бабушка просто не могла в силу возраста и мягкотелости. Дядя Жора был постоянным предметом его издевательств, то они обстреливали его сарай из рогаток, то воровали инструменты, то стреляли пластилином. Пару раз закрывали его в сарае и дядя Жора ждал внутри, пока кто-то не освободит. На все эти издевательства дядя Жора никак не реагировал и лишь улыбался, пожимал плечами и говорил, мол, ничего, сам прийдет извиняться.
Читать дальше

Бабушка с непредсказуемым прошлым.

До преклонных лет она курила, выпивала, смачно выражалась, заразительно хохотала, стремительно передвигалась и говорила только то, что хотела. Она была свободным человеком, не обремененным ни семьей, ни страхом перед завтрашним днем. Ее уважали и боялись, любили и завидовали, терпели и преклонялись. Для многих поколений зрителей Татьяна Ивановна Пельтцер и сегодня остается лучшей бабушкой советского киноэкрана.
Татьяна Пельтцер родилась 6 июня 1904 года в Москве в семье актёра. Отец — Иоганн Робертович (Иван Романович) Пельтцер, немец, предки которого переселились из Германии в Россию во времена Ивана Грозного. Они были портными, шили шубы, «пельтцы», так что их ремесло дало им и фамилию. Иоганн Робертович был, тем не менее, актёром и всю жизнь называл себя Иваном Романовичем. Мать — еврейка, дочь главного раввина из Киева. Вплоть до августа 1914 года, пока не началась Первая мировая война, в семье говорили исключительно по-немецки.

Тайна родословной

Татьяна Ивановна могла позволить себе выбирать и роли, и режиссеров. К этому она шла долго. Капризной звездой Пельтцер стала в пятьдесят лет, пережив обиды, унижения, скитания по театрам, угрозу репрессии и многое-многое-многое… Она прославилась уже как старуха, молодой Татьяну Пельтцер никто и не помнил. Молодость этой уникальной женщины долгие годы оставалась загадкой для ее поклонников, а родословная — и вовсе тайной за семью печатями. Для всех.
Читать дальше

— Доброе утро солнышко! Самое, самое доброе.
Мама села ко мне на краешек кровати и погладила по голове.
— Какой же ты у меня уже большой. Практически взрослый мужчина. С днём рождения, Пашенька.
Мама поцеловала меня в щеку и положила на грудь коробку.
— Спасибки. — я поцеловал её в ответ и она вышла из комнаты. Сегодня 17 июня и мне исполнилось 17 лет. Развернув упаковку я подпрыгнул на кровати. Новый навороченный телефон. О таком я даже и не мечтал! Две недели назад на пробежке в парке я потерял свой. А две недели без связи в нашем башенном мире просто какой то кошмар. Теперь нужно восстановить все номера и отзвониться друзьям.
— Паш, бабушка звонила — раздался голос мамы с кухни — она тебе дозвониться на старый номер не смогла. Перезвони ей.
— Хорошо мам, сейчас.
Разобравшись с телефоном я начал по памяти набирать номер бабули +79** *** 7158 или 5871? Все таки 7158. Трубка. Вызов пошел…
Любовь Сергеевна доживала свой век в стареньком домишке на краю села.
— Уже 80 лет скоро исполнится. Для чего живу? Никому не нужна. Васеньку, мужа, уже 10 лет как бог прибрал. А год назад дочь, зять и пятнадцатилетний внук Пашенька погибли в автомобильной катастрофе. — баба Люба как обычно разговаривала сама с собой. — для чего живу? Кому нужна? Ни семьи. Ни родни. Соседи советуют в город перебраться, от дочери квартира там осталась. Большая, трёхкомнатная… Только что мне там одной сидеть. На людей только с балкона и посмотришь… А тут воздух. Курочки.
Соседи опять же, почти родные, всю жизнь бок о бок живём. Нет. Помирать надо на родной лавке. Старая я уже место жительства менять.
На столе зазвонил телефон. Подарок дочери. Любовь Сергеевна по привычке заряжала аппарат, хотя звонить ей было некому. Вот уже год, как молчал, а тут вдруг зазвонил. Номер какой то не известный.
Читать дальше

Пару лет назад работал в фирме, занимались пожарной сигнализацией. Генеральный выиграл тендер на демонтаж и установку в нескольких детских интернатах. И послал туда нашу бригаду.
Честно скажу, долго сопротивлялся, для меня очень тяжело смотреть на детей, которых бросили. Но начальник продавил и мы начали работу.

Поначалу детишки нас побаивались, потом привыкли и уже вовсю помогали, разворачивали блоки управления, провод разматывали, а мы им за это чего-нибудь вкусненького из дома приносили, воспитатели не возражали.
Было даже весело, быстро сдружались, но наставал момент, когда нам нужно было переходить на другой объект. И расставание было не из легких. Даже с женой порывались усыновить одного, но нам не дали, т. к. в требованиях нужна была своя квартира, а у нас только съемная и был еще ребенок, недавно родившийся.

Вообще дети очень жестокие, а здесь, где нет тех, кто бы мог полноценно подарить им свою любовь и заботу, особенно. А особенно дети жестоки к тем, кто не такой как все.
А одна девочка в одном из интернатов была именно такой, рыжей-рыжей, как огонь и вся, вся в веснушках, прям, всё лицо усеяно. Понятно дети приставали к ней и часто обижали.
Несколько раз, помню, даже разговаривал на эту тему с воспитателями, но разговор был очень холодным.
Читать дальше

Эта история произошла в Новокузнецке. Жила там бабушка одна. Когда ушёл её дедушка, загрустила она, некому стало её возить на дачу. Да и вообще тоскливо ей стало даже поговорить не с кем. Подарили ей родственники сотовый телефон, а пяти летняя внучка возьми, да и скажи:

— Ну вот бабуля, теперь можешь с людьми общаться. Желать им чего-нибудь.

— Так это же деньжища какие надо?

— Ну первые 10 секунд бесплатные.

У Бабы Нюры созрел план. Она завела себе тетрадку куда записала всех знакомых и родственников. Разбила четко по времени кому и когда нужно звонить. Разговор был примерно такой.

— Здравствуйте, это Баба Нюра. С медовым спасом Вас! Не забудьте взять зонтик. Дождь обещали.

— Спасибо, баба Нюра!

Ровно 10 секунд. Обычно она поздравляла с каким-то праздником и давала добрый совет. Советы были настолько приятными и милыми, что про неё на местном телевидении сделали сюжет. После которого местный мобильный оператор дал ей номера телефонов своих абонентов.
Читать дальше

Нелюдимый подросток-троечник не интересовал ни собственную семью, ни одноклассников, ни учителей. Все изменил один вопрос.

— И вот однажды он такой приходит к отцу и спрашивает: папа, а у тебя есть валютный счет? Представляете, как мы все упали?!

Женщина находилась в состоянии предельной нервической ажитации. И я пока не понимала почему. Пришла она с сыном, но оставила его сидеть в коридоре. Сыну было 14, звали его Дима. Ничего особо странного в том, что современный 14-летний подросток поинтересовался наличием валютного счета в семье, я не видела.

Но, может быть, Дима сам раннее компьютерное дарование, например, хакер, и провернул в сети что-нибудь связанное с деньгами и уголовно наказуемое? Тогда состояние матери более чем понятно. Но чем в этом случае могу им помочь я? Куда уместнее была бы консультация юриста…

— Мы с мужем потом долго, долго говорили. Что-то для себя поняли, что-то нет. Ему надо было бы тоже сюда прийти, но он, как я понимаю, просто испугался…

— Чего испугался?

— Что вы будете его ругать.

— Детский сад какой-то… — проворчала я себе под нос, по-прежнему ничего не понимая, и вслух, громко: — Может быть, вы все расскажете с самого начала и по порядку?
Читать дальше

Пес был стар. Даже по человеческим меркам количество прожитых псом лет выглядело весьма солидно, для собаки же подобная цифра казалась просто немыслимой. Когда к хозяевам приходили гости, пес слышал один и тот же вопрос:

– Как ваш старик, жив еще? – и очень удивлялись, видя громадную голову пса в дверном проеме.

Пес на людей не обижался – он сам прекрасно понимал, что собаки не должны жить так долго. За свою жизнь пес много раз видел хозяев других собак, отводивших глаза при встрече и судорожно вздыхавших при вопросе:
– А где же ваш?

В таких случаях хозяйская рука обнимала мощную шею пса, словно желая удержать его, не отпустить навстречу неотвратимому.

И пес продолжал жить, хотя с каждым днем становилось все труднее ходить, все тяжелее делалось дыхание. Когда-то подтянутый живот обвис, глаза потускнели, и хвост все больше походил на обвисшую старую тряпку. Пропал аппетит и даже любимую овсянку пес ел без всякого удовольствия – словно выполнял скучную, но обязательную повинность.

Большую часть дня пес проводил лежа на своем коврике в большой комнате. По утрам, когда взрослые собирались на работу, а хозяйская дочка убегала в школу, пса выводила на улицу бабушка, но с ней пес гулять не любил. Он ждал, когда Лена (так звали хозяйскую дочку) вернется из школы и поведет его во двор. Пес был совсем молодым, когда в доме появилось маленькое существо, сразу переключившее все внимание на себя. Позже пес узнал, что это существо – ребенок, девочка. И с тех пор их выводили на прогулку вместе. Сперва Лену вывозили в коляске, затем маленький человечек стал делать первые неуверенные шаги, держась за собачий ошейник, позже они стали гулять вдвоем, и горе тому забияке, который рискнул бы обидеть маленькую хозяйку! Пес, не раздумывая, вставал на защиту девочки, закрывая Лену своим телом.
Читать дальше

– Здрaсьте-здрaсьте, проxодите нa кухню. Я сейчaс. Только ногти досушу…
– Ногти? Какие ногти? – опешила психолог.
Она рaботает в хосписе. В детском хосписе. Она рaботает со взрослыми, у которых умирают дети. Это не рaбота, а наказание. Постоянный контакт со смертельным отчаянием.
Ее клиенты не красят ногти. Не одевают яркое. Не смеются. Не улыбaются. Не прaзднуют праздники. Не ходят в кино.
Они носят черные платки. Смотрят в одну точку. Отвечают невпопад. Подолгу не открывают дверь.
Они живут в ожидании черного дня и делaют черным каждый день ожидания.
Психолог нужен для того, чтобы прогнaть из головы таких родителей мысли о смерти. О своей смерти. Потому что когда уйдет ребенок, зачем жить?
Психолог должен объяснить зачем. Помочь придумать новое «зачем». И поселить это новое «зачем» в голову мам и пап, давно и привычно живущих на грани отчаяния.

– Какие ногти? – переспросила психолог. – Вы мама Анечки? Вы Снежанна?
– Я мама, мама. Вот эти ногти, – засмеялась Снеж. Показала красивый маникюр с блестящими, как леденцы пальчиками.

Снеж 30 лет. 2 года назад ее четырехлетней дочке поставили диагноз. Онкология. 4 стадия.
Диагноз, определивший конечность жизненного отрезка её дочери. Два года. Два раза по 365 дней. «Плюс-минус 720 дней», – посчитала Снеж и упала в колодец отчаяния.
В колодце не было дна. Когда Снеж смотрела на дочку, она все время летела вниз, испытывая нечеловеческие перегрузки. Ей даже снилось это падение. Во сне она отчаянно цеплялась за стенки колодца, сдирая пальцы в кровь, ломая ногти, пыталась замедлиться, остановиться. Просыпалась от боли. Болели пальцы. И ногти болели. Желтели. Грибок, наверное. Снеж прятала желтизну под нарядный маникюр.
Читать дальше

Забежала вчера в магазин. В очереди передо мной женщина с дочкой. Девочке лет пять.
— Мам, можно я сама выложу продукты на ленту? — спрашивает она.

Очень хочет помочь.
Мама нервничает, может, опаздывают куда, может, просто не выспалась.
— Давай, только быстрее… — говорит она дочке рассеянно.

Девочка со всей страстью начинает метать продукты из тележки на ленту. Спешит. Мама доверила такое дело! Надо оправдать ожидания!!! И вдруг…

Пакет с пшеном падает на пол, и лопается. Пшено почти не высыпалось, но пакет порван. Девочка в ужасе замерла. Что она натворила!

— Ну вот, — мама вздыхает. — Так и знала! Вот доверь! Ну, руки-крюки! За что не возьмешься… Надо теперь взять новый пакет пшена!

Девочка беззвучно плачет. Она больше не хочет ничего перекладывать. Она неумеха. Руки-крюки. Так сказала мама.

— Давайте сюда этот, там же почти не просыпалась, я вам в целлофан положу, и заберете, вы же порвали! — говорит кассир.
Читать дальше

В четыре года я точно знала, что папа бывает только понарошку. Настоящих папов не бывает, просто некоторые дяди иногда помогают мамам детей отводить в садик или забирать. Они это делают, чтобы их кормили, чтобы им не ходить в грязной одежде, или, например, чтобы их любили. Целовали утром, обнимали. Ведь даже взрослым хочется, чтобы их любили. Поэтому они по-игрушечному становятся папами. А раз у моей мамы нет такого дяди, значит, просто, недолюбленных дядь не так уж много. Может быть, их любят и кормят их мамы, и им не нужно кем-то притворяться.

Потом я стала старше, и даже пошла в школу, и, конечно, разобралась, в чем дело. Но нас, таких беспапных, было много даже в нашей школе – и уж точно во всем мире их набралось бы уйма тысяч миллионов! А значит, не о чем беспокоиться.

Но однажды – я хорошо помню, потому что у меня хорошая память на сны – мне приснился папа. Ну то есть во сне я точно знала, что это мой папа, и даже ни капельки не удивилась. И я посмотрела сон, и когда я проснулась утром, я уже была точно уверена, что папа у меня есть. Не те-о-ре-ти-чес-ки, как говорит мама, а взаправду.
Читать дальше

Мой брат принес домой новенький собачий ошейник, пахнущий кожей и с магазинной биркой.
— Так, — сразу все поняла мама. — Этого не будет никогда! — строго сказала она. — Собаки еще только в нашем доме не хватало!

Брат молча прошел в комнату и повесил ошейник над своей кроватью. Получилось здорово.

— Где ты взял деньги? — спросил папа.
— Накопил, — уклончиво объяснил брат. — Три месяца откладывал помаленьку…
— Понятно, — развел руками папа. — Значит, наш младший сын уже три месяца мечтает о собаке.
— Я тоже мечтаю! Я тоже мечтаю о собаке! — встрял в разговор и я. — Уже целую неделю мечтаю! Даже нет, восемь дней!

Это была неправда. О собаке я мечтал всю свою жизнь, с самого рождения. Но ведь не я же, втайне собирая деньги, которые родители дают на завтраки в школе и всякие другие пустяки, купил в конце концов великолепный новенький ошейник из желтой кожи и с заклепками. Я не мог обидеть моего брата и потому сказал всего про восемь дней!

— Мечтать не вредно, — согласилась мама.

Потом мы, как всегда, делали с братом уроки. Он свои, чепуховые, за третий класс, а я — серьезные, на сложение простых дробей. И время от времени поднимали головы от тетрадок и поглядывали на собачий ошейник, который висел над кроватью брата.
Читать дальше

— Усыпить? — спросил я.

— Ну да, — ответила хозяйка, — он мне не нужен.

Щенок тянул меня за халат острыми зубками. В его блестящих озорных глазах не было и тени тревоги. Его не пугали странные запахи смотрового кабинета, незнакомый человек в белом халате и родная хозяйка, которая решила от него избавиться самым радикальным способом.

— Но у него нет никаких проблем ни со здоровьем, ни с агрессивностью, — пытался я переубедить женщину.

— Ну и что? Он мне не нужен!

На самом деле проблема у щенка была. И большая. Он оказался беспородным и некрасивым. В полгода все щенки выглядят немного нескладными, потому что теряют милые детские формы, но ещё не дорастают до взрослых параметров. Этот пёсик был куплен на рынке как грифон — курносая маленькая собачка с жёсткой шерстью и игривым нравом. Все эти признаки породы у щенка были, но ростом он уже давно перерос самого крупного гриффона и неумолимо приближался к миттельшнауцеру. Крупная нижняя челюсть с перекусом придавала пёсику сходство с боксёром, а огромные уши — одно стоячее, другое висячее — вообще походили на овчарочьи. Жёсткая шерсть торчала под самыми неожиданными углами. Думаю, если бы его выставили на конкурсе «самая уродливая собака «, он бы вошёл в пятёрку лидеров.
Читать дальше

Это так просто — притормозить на повороте, чтобы прошёл пешеход: тогда его пальто и ваша совесть будут чисты.

Это так просто — сказать ребенку, который разбил ёлочную игрушку: «Ничего, малыш, это — на счастье!», а не кричать полчаса, как будто он разбил не шарик, а ваше сердце.

Это так просто — позвонить маме сегодня, а не потом.

Это так просто — встать после спектакля и аплодировать стоя: ваши ноги выдержат, не бойтесь, а артистам будет приятно, аплодисменты — их награда, другой у них нет.

Это так просто — оставить своё мнение при себе, если вы с чем-то не согласны, а энергию, которая уходит на ядовитые замечания и комментарии, потратить на созидание.

Это так просто — быть благодарным и говорить «спасибо» за то, что вам уступили место, быстро ответили на ваше письмо, согласились с вами пообедать; потому что, если честно — вам никто ничего не должен: ни родители, ни дети, ни коллеги, ни друзья.
Читать дальше

Жила в роскоши. Она была аристократка. Все у неё было: дворец, драгоценности, платья, рояль…
Она воспитывалась в пансионе для благородных девиц. Носила тугие корсеты — для осанки. Такие, что дышать трудно. Вставала в шесть утра и умывалась ледяной водой. Шла с девочками на молитву.
В спальне было двадцать девочек, у каждой — своя железная кроватка, хлипкая подушка, тонкое одеяльце; температура — десять градусов. Одежду надо было так сложить на стульчике, чтобы классная дама видела: чулки на месте! От холода иные девочки пытались в чулочках спать. Их наказывали: оставляли без обеда.
Ну, помолятся и идут завтракать: чай и хлеб с маслом. Все.
Кормили мало; если кто тайком что-то съест, например, бутерброд родители принесут — наказывали.
Родители раз в неделю навещали. И общались при классной даме с девочкой. А выходных не было; пели в хоре и молились. И изучали хорошие манеры: доносить подло. Надо делиться, если разрешили лакомство получить от мамы с папой. Надо держать осанку и приседать в реверансе — тренироваться. Дорогое белье носить — вульгарно; белье должно быть просто чистым. А деньги лучше бедным отдать.
Читать дальше

Всё то, что в жизни происходит с нами,
Мы как-то странно делим пополам:
Если радость — празднуем с друзьями,
А с бедой приходим к матерям.
Заняты работой и делами
День за днем в потоке суеты
Мы не часто думаем о маме,
Слишком редко дарим ей цветы.
И свои болезни носим к маме,
И обиды к ней идем делить,
И морщинки ей рисуем сами,
Позабыв прощенья попросить.
Мы так редко маму обнимаем,
Разучились маму целовать,
Позвонить порою забываем,
Некогда письмишко написать.
Ну, а мама все равно нас любит,
Чтобы не случилось — не предаст,
Всё простит, обиды все забудет,
Руку, душу, сердце-все отдаст!
И когда от мамы уезжаешь,
Читать дальше