Каждый раз, когда я вижу фильм «Приходите завтра» — я краснею так, будто мне сейчас нужно проходить кастинг на роль Сеньора Помидора. Наверно многим кажется, что режиссер показал главную героиню Фросю Бурлакову девушкой уж слишком провинциальной: через чур наивной и что таких людей не бывает даже в сибирской глубинке. Еще как бывает, авторитетно заявляю я. По сравнению со мной, в 18-летнем возрасте, Фрося Бурлакова выступит в качестве опытнейшей работницы известной улочки в Амстердаме, которой вот уже 50 лет приходится вечерами зажигать томный свет в своей комнатушке-аквариуме, завлекая посетителей.

Точно также в 18 лет я приехал в столицу поступать в университет. Я волочил с вокзала тяжеленную сумку, набитую салом и яблоками. Волочил ее навстречу одному крайне неприятному открытию, в которое до конца не хотелось верить. Открытие заключалось в том, что дядя узнал о моем приезде и поступлении только когда я заявился на порог его квартиры. Я почему-то был убежден, что моя мама с ним по-родственному уже обо всем договорилась и меня тепло встретят. А мама по личным мотивам посчитала, что никого ни о чем предупреждать не надо, и дядя родного племяшу будет рад встретить и принять в любом случае.

Дядя был крайне удивлен. Я бы даже сказал гораздо сильнее. Тетя была весьма обескуражена. И я бы также хотел сейчас выразиться покрепче. Старшая двоюродная сестра смотрела на меня из-за спин родителей, и она была настолько в шоке, насколько можно сказать без перехода на наречие людей из рабочих кварталов. Младшая двоюродная сестра потеряла от удивления дар речи, увидев меня, и я сейчас ожидаю оваций от вас, дорогие читатели, за то, что я еще держу себя в руках. Но вот кошка, застыв посреди комнаты, была просто пиздец какой охуевшей от моего прибытия, и идите к черту, дорогие графоманы, в данном контексте — преступление выражаться мягче.
Читать дальше

Однажды я вдруг понял, что никогда в жизни не лизал качели на морозе. Ну то есть не никогда, а до 9 лет. И не то что бы мне не хотелось, наоборот, — очень хотелось. Но, как говорит Елена Юрьевна, я задержался в развитии, потому что с детства был умным и начитанным мальчиком и всякой хуйней не страдал. Как умный мальчик я понимал, чем это грозит, поэтому держал себя в руках лет с 4-х, и смотря на прилипших к забору и качелям сверстников, недоумевал, как же можно быть таким долбоебом. Ведь любому дураку ясно, что слюна замерзнет, и ты прилипнешь. Опять же это невкусно и микробы.
НО, БЛЯТЬ, ИНТЕРЕСНО ЖЕ!!!
И я решился.

Тут была одна трудность — все происходило летом.
Летом, понятное дело, лизать качели на морозе затруднительно, за отсутствием последнего в ближайшем радиусе. Поэтому я слегка задумался, а заодно решил попить газировки.

Озарение пришло сразу, как я зарядил баллончик в сифон. В момент, когда раздался пщщщ, и где-то в космосе загорелся транспарант ГАЗ ПОШЕЛ, баллончик покрылся инеем. Вот оно, подумал я, — Эврика!, — и немедленно приложился языком к баллончику. На первый раз я сделал это быстро, прикоснулся кончиком и сразу убрал. Было круто. Словами не описать. Почти оргазм. Язык приятно покалывало. Потом повторил еще пару раз и, наконец, решил приложиться сильнее. А вот это было явно лишним — язык в один момент потерял чувствительность и отлепляться уже не желал.
Читать дальше

В «Росреестр» я заявился уже не в первый раз: ещё летом пришлось регистрировать матери дачу. Вроде бы ничего сложного или серьёзного, но, даже ознакомившись с нормативной базой и испросив совета у старших товарищей, я бегал в консультационное окно раз пятнадцать — сначала это не принесли, потом то не так подписали, затем доверенность у вас грязная — постирайте в теплой воде и смажьте уксусом. Причем каждый раз, вне зависимости от того, были ли все ошибки очевидны сразу, регистратор говорил только об одной проблеме и отправлял меня восвояси, будто зарплаты и премии им выплачивают в зависимости от того, как часто один и тот же заявитель посещает их скромную обитель.

Справедливости ради, надо заметить, что регистраторы не являются (в большинстве своем) бездушными сволочами — они четко делятся на разные уровни осознания своего положения в этом Аду в зависимости от их опытности.

В первую очередь, это новички — обычно юные девицы, которые пока лишь способны осознать одно: «Теперь я часть бюрократической машины Росреестра». Они обычно достаточно милы, порядочны, стараются с пониманием относиться к просителям (видимо ещё помнят пьяные клятвы, которые они давали своим друзьям, когда вступали в должность «Я никогда не стану бездушной мразью, шестеренкой в Адской Машине бюрократии!»).
Читать дальше

Дусика в селе знали все.
Тридцатилетний наивный парень. Щенячий взгляд, дефект речи, но при этом весьма быстрая манера разговаривать.
Когда-то он был нормальным, то есть таким как все. Учился в школе и даже собирался поступать в институт. Уважаемые в народе родители гордились молодым дарованием. Юный Дусик, он же Игорь, ездил на турниры по шахматам и шашкам, на олимпиады по физике и химии, а также на соревнования по легкой атлетике. Одним словом, везде успевал.
Сразу после школы Игорь скопил денег на новый мотоцикл «Минск». У всех нормальных пацанов в селе были мотоциклы, и Игорь не хотел отставать в этом плане.
Он отполировал синий бак и решил прокатиться с ветерком. Его старший брат Вова, мужиковатый круглолицый парень, попросил подвезти его до соседнего села. Игорь не смог отказать. Заодно и в соседнем селе покрасуется перед пацанами да девками своим новым мотоциклом.
Летнее солнце жгло асфальт.
Теперь уже никто не знает и не помнит кто оказался виновным в той аварии, но Игорь с братом врезались в легковушку и залетели под фуру.
С того времени Игорь стал Дусиком.
Родители потеряли одного сына, а второй оказался в коме. Несколько минут перевернутая легковушка лежала на груди у Дусика, отчего даже после полного выздоровления его грудь оставалась проваленной.
Читать дальше

– Нет, и нет. – сказал Генка, и на правах хозяина дома отобрал у меня бутылку пива.– Похмеляться надо культурно.
Вчера мы здорово с ним наклюкались и я остался ночевать в гостях.
– Так трубы расширить… – промямлил я.
– Пиво натощак, мало удовольствия. Культурный человек подходит к снятию похмелья элегантно, как *уятор к роялю, и получает взамен: и удовольствие, и глубокое удовлетворение. Поверь, грамотно похмеляться, столь же приятно, как и накидаться.
– Хм…
– Сам увидишь. Главное терпение. Сперва горячий душ.
– Лучше после.
– Не спорь.
По очереди приняли душ. С красными рожами вышли в кухню. Я уже потирал заметно подрагивающие руки: – Ну..?
– *уй гну. Долой скатерть, стели свежую. – неожиданно приказал Генка. – Помой рюмки, – от них селедочный дух. Вытри насухо. Мне нужна стерильность. Ставь чистые тарелки. Приборы, салфетки. Стол должен сиять непорочностью – тем слаще его лишать оной.
– Давай сперва по рюмашке, а? Голова ж трещит, глянь! – я показал дребезжащие пальцы.
– Терпи. Чем основательней приготовленья, тем большее удовлетворение нас ждёт. М-м, – закатил он лампочки. – Когда сядем красиво, да на полном уже взводе осадим по первой, да под яишенку, да грибочки… Как заново родишься! Это тебе не впопыхах пивком.
У меня пискнуло в глотке.
– Черт с тобой.– говорю. – Нельзя теперь водки, плесни винца. Выпедаливает, вишь? – и утираю густую испарину.
Генка был непреклонен.
Читать дальше

Музыку Ириша услышала, едва приоткрыв тяжелую дверь подъезда. Песня гремела басами в пустом коридоре, билась о панели и лихо скакала по ступенькам. 'Ой, Лёх, Лёха! — пела Алёна Апина. — Мне без тебя так плохо...' Ирише тоже стало привычно плохо, и она запрыгала, стараясь быстрее подняться на свой этаж. Но было поздно.
Её ждали. Ободранная дверь напротив входа распахнулась и появилась баба Нина, в оренбургском платке поверх линялого халата, со старательно подведенными злющими глазёнками, с тонкой полоской ярко-розовых губ на негодующем лице.
— Я на тебя заявление напишу, — кривя накрашенный рот, сказала баба Нина. Во рту сердито блестели от слюны ровные вставные зубы. — Пусть милиция разбирается, что с тобой делать!
— Добрый вечер! — фальшиво улыбаясь, ответила Ириша и занесла ногу через две ступеньки.
— Шляешься! Не можешь смотреть — сдай туда, где смогут! — заорала баба Нина.

Ириша, не отругиваясь, убегала.
— Жить никому не даете! Прямая дорога ему — в дурдом, тебе — в тюрьму! — разрывалась бабка, перекрикивая музыку.
— Коза старая, тебе б в дурдом… — пробормотала Ириша, поворачивая ключ в замке, распахнула дверь и влетела в дискотеку.
Глухой склерозный дед Игнат, танцевал посреди комнаты. Медленно, по-стариковски, притопывал ногами, прихлопывал руками и тряс головой. На столе перед ним весело верещал старый кассетник. Не разуваясь, Ириша подскочила к 'Маяку' и выключила звук.
— Дед! — крикнула она. — Я вышвырну к чёртовой матери эту Апину!
— Ой, Аринушка пришла, — обрадовался виноватый дед, останавливаясь.
И заискивающе улыбнулся.
Читать дальше

Снайпершу-«сучку» вычислили бойцы спецгруппы, действовавшие на территории Приднестровской Молдавской Республики абсолютно автономно – по заданию своего руководства. Выцепили, прочесывая одну из высоток на западной окраине Бендер, близ испепеленного пожаром пятиэтажного здания общежития мясокомбината.
Насколько вообще сложно вычислить, откуда работает вражеская «кукушка», известно. А уж взять снайпера, как говорится, с поличным – дело почти невозможное.
Диму Семенюка – старлея спецназа по кличке Бешеный попросту не подвела интуиция профессионального разведчика. В одной из квартир он сорвал со стены чудом уцелевший от лап мародеров расписной ковер. За ним неожиданно открылась горизонтальная ниша, видимо, оставшаяся от предусмотрительно вынутой трубы парового отопления, – тайник, в котором спокойненько, матово поблескивая затвором, лежала почти новенькая эсвэдэшка с прикрученной оптикой, рядом – запасной магазин и початая цинковая коробка с патронами.
– Н-надо найти эту суку… Все обыскать! – негромко и слегка заикаясь (не излеченное последствие полученной еще в Афгане контузии), скомандовал Димон топтавшимся в квартире бойцам спецгруппы.
В отличие от всех прочих категорий военнопленных, даже извергов-полицаев из ОПОНа Молдовы, с румынскими снайперами, фактически – наемными убийцами, никто в ПМР особенно не церемонился и «антимоний не разводил». Разговор с ними бывал недолгий. После непродолжительного допроса, фотографирования и даже видеосъемки их обычно тут же, стукнув пару раз головой о стену, расстреливали.
– Вот она, падла! – радостно вскрикнул один из спецназовцев, распахивая дверцу скрытой в стене прихожей кладовки. – Баба!
Читать дальше

Безумие — оно, знаешь ли, приятель, у каждого своё. Для кого-то это прыжок с парашютом или сотня отжиманий. Для кого-то — драка с полицией. Для кого-то — не купить латте с утра пораньше (я же так не могу без кофе, божимой).

Вот краткий список того, что я мог безумного про себя вспомнить навскидку:
1) Устроился на официальную работу в четыре года;
2) Лез на крышу заброшенного дома. Трёх заброшенных домов. Не считая заброшенных изб и хатёнок.
3) Поджёг ковёр в гостиной.
4) Имел собственную боевую саранчу и устраивал тотализатор на их боях. Прогорел, когда мой Бульбазавр не пережил удаления шести конечностей и головы (надеюсь, Вальгалла встретила тебя с распростёртыми объятиями).
5) Орал «ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ» во время массовой драки.
6) Во время проливного дождя шёл по городу без рубашки и босиком.
7) Позволил любимой женщине остаться на ночь, когда мама была радикально против. Прятал её манатки под кроватью, а её саму в своей кровати пока родители не уснули.
8) Находился в списках пропавших без вести чуть больше года.
9) В первые несколько месяцев водительского опыта повёз беременную жену за 600 км от дома.
10) Принял командование решительно нерентабельным проектом просто потому, что мне по приколу.

На пятом пункте хотелось бы остановиться отдельно. История довольно старая, но мне всегда приятно её вспоминать.
Читать дальше

В тот дождливый ноябрьский день на меня всем весом грусти навалилась депрессия. Я сидела в нашей огромной, пятикомнатной квартире в самом центре Парижа и грустно смотрела в запотевшее окно.
Жиль уже ушел на работу, предварительно позавтракав свежими круассанами и пожелав мне хорошего дня. Часов до одиннадцати я сонно всматривалась в экран огромного плазменного телевизора, гордо стоящего в центре уютной гостиной. Затем отправилась в душ, думая о том, как провести новый, но уже наскучивший мне день. По дороге в ванную комнату я села напротив окна и закурила.
Мне было зябко и тоскливо. Одиночество яростно обволакивало все пространство ставшей вдруг столь чужой мне гостиной. Воздух обратился в тяжелый и липкий кисель и с неохотой заполнял горящие легкие.
Я скучала по России. Тосковала по свободе. Оплакивала Лауру, свою пятилетнюю дочь, которая уже никогда не сможет отметить свой новый день рождения.
Я не знаю, сколько времени длилось мое мрачное забытье. Опомнившись, я испуганно выронила уже потухшую сигарету и резко вскочила с насиженного места. Я не могла позволить себе столь роскошного подарка — воспоминаний о счастливом прошлом. Решительно закрыв окно, я отправилась в спальню.
Там, в небольшом комоде из красного дерева, в одной из пустых баночек из под крема для лица я хранила свою спасительницу от меланхолии — черную кредитку American Express. Муж, конечно, не обрадуется моему новому приступу шопинга. Но был ли у меня выбор?
«Возможно, Жиль, даже и не узнает», — прошептала я, быстро подкрашивая ресницы.
Авеню Монтань, встретила меня яростным порывом ветра. Я закуталась в новый красный шарф, купленный пару недель назад в любимом магазине, и решительно побрела вперед, разглядывая сверкающие витрины. Я знала, что настроение мне сможет поднять только платье: на Рождественский вечер мне пока что было совершенно нечего надеть. В бутиках улыбались скучающие продавцы. Манекены блестели новогодними аксессуарами. Но, как, впрочем, и всегда, я остановилась перед дверями любимого магазина.
Читать дальше

Байка 1

Началась эта история с того, что доктору Гойфману отпилили ногу. Облитерирующий эндартериит — штука неприятная, а доктор был любителем бухнуть и покурить. Мы с Лысым поскрипели мозгами, скинулись, и купили старому жиду попугая, который и был вручен инвалиду в торжественной обстановке. Гойфман матерился и бился в конвульсиях, мы улыбались счастливой улыбкой идиотов, черные повязки предусмотрительно закрывавшие у каждого по глазу были заплеваны до полной некондиции. Бедный птах злобным травматологом был умерщвлен, но погоняло «Сильверштейн» за доктором осталось.

Примерно через 2 месяца Гойфман приперся к нам на станцию СП с предложением приобрести у него автомобиль, мотивируя тем что как следует управлять, вследствие своей инвалидности ему сложно. За 300 долларов десятилетний пепелац поменял владельца, и Лысый стал счастливым обладателем потертого экземпляра Mazda Familia BD 1984 г выпуска и блядского, ярко- красного цвета.
Читать дальше

Во времена СССР, было развито движение рационализаторов. Даже существовал план по рацпредложениям. И старший электромеханик, требовал от каждого работника его участка, по одному рацпредложению в год. В аккурат, двенадцать и набиралось за год. Премии за рацпредложение были разные, в зависимости от степени полезности и масштабов экономического эффекта. Рекорд принадлежал Сергею Белову, который получил целых 70 рублей премиальных. Но за такую премию, было необходимо самостоятельно внедрить своё рацпредложение, что Белов и сделал.
Когда я положил на стол старшего электромеханика листок со своим рацпредложением, он похвалил меня и погрузился в чтение. Потом подозвал к себе Белова, и показал моё творение ему. Белов быстро оценил изюминку, но высказал свой скепсис:
— Эту хрень, придётся внедрять всем участком, а премию дадут, от силы десятку. На три бутылки водки не хватит. Я — против.
— Серёжа, — попытался переубедить Белова старший электромеханик, — но ведь это принесёт пользу.
— А мне пофигу, пусть нормально платят, тогда буду делать.
— Тебе платят зарплату! – рассердился старший электромеханик.
— Зарплату, мне платят за то, чтобы я приходил на работу. А если хотят, чтобы я работал – пусть доплачивают! – дерзко ответил Белов.
— Да ну, тебя! Придёшь ещё за радиодеталями! – окончательно осерчал старший электромеханик.
Читать дальше

Сентябрь. Дождь. Я возвращаюсь домой. Подходя к двери, я уже чувствую что меня ждёт внутри.
— Вернулся наконец. — мама мгновенно отреагировала на мой приход свои хриплым от курения голосом. — когда же ты начнёшь возвращаться после работы в другое место? Я в твои 22 уже замужем была.
Она была пьяна. В квартире было накурено, что было трудно дышать.
— Тебе же врач запретил курить, твои лёгкие и так уже никакие.
— Ты о своей жизни думай, а меня учить не надо!
Она стала много курить, после того как отец разбился в автокатастрофе, а в последнее время к этому ещё и прибавился алкоголь. Она не всегда была такой, мне было её жаль.
Оставаться в квартире было невозможно, дышать тяжело да и выслушивать в сотый раз одни и те же разговоры я не хотел. Я спустился вниз и пошёл гулять под дождём. Страшно хотелось есть, после работы у меня крошки во рту не было. В далеке стоял меленький киоск, я пошагал к нему. Там я накупил себе несколько беляшей, сел на лавочку под козырьком и принялся наполнять желудок.
— Парень, не угостишь?
Я поднял глаза, надо мной стоял обмокший от дождя дед, немного скрюченный, заросший седой бородой и с одним глазом, одет в какую то чёрную потрёпанную куртку, вроде не бомж. Я молча протянул ему беляш, он взял, подмигнул одним глазом, и сел рядом со мной.
— Эх, и всё таки жизнь прекрасна. — сказал он, откусив кусок. -сейчас бы ещё чайку.
— Да уж, прекрасней не бывает. — меня накалил его глупый оптимизм.- Третий день идёт дождь, все улицы в грязище засраный, и в этой стране по другому не бывает. У кого то есть всё чего они пожелают, и всё даётся на блюдечке, а есть такие как я, проигравшие в рулетку жизни, и оставшиеся ни с чем, по причине банального невезения. Прекрасней просто не бывает.
Читать дальше

Сосед приехал с дачи. Он вообще профессиональный дачник. Все лето по системе «нахуй ваше море», купорос, тяпка, «сорняки заебали», «Нина где лопата», шланги, рассада, жук-долгоносик, конский навоз и «Михалыч подсоби с трактором».

Про помидоры он знает всё. Даже сами помидоры о себе не знают столько. Если вы будете пытать помидор, то он вам расскажет о себе всё. Но это всё равно будет только десятью процентами из того, что вам рассажет о них мой сосед. Он знает их молекулярную структуру. Он лично знаком с каждым помидорным атомом. Он знает весь процесс развития от завязи до плодоношения. Причем в девятнадцатом поколении. Он даже смертельно пьяный в мелкую труху с завязанными шерстяными колготками жены глазами отличит сорт «Гулливер» от «Красной гвардии», а «Медовое сердце» ни за что не перепутает с «Золотой тёщей».
Он знает сколько миллиметров должна быть толщина шкурки и процент содержания солей в подкормке пасленовых. Он король помидоров. Царь. Сеньор Помидор блядь.

Вот вы! Как вы провели лето? Что? Лучше сразу заткнитесь. Насрать вышеупомянутым конским навозом на то, что лето говно. Лето не бывает говном! Потому что хуевому дачнику лето мешает! Вы просто не умеете орошать и распылять! Вы жалкие рукожопые неженки!
Читать дальше

— Ну и кому ты оставил тарелку, скажи-ка мне на милость?!

Кухня зазвенела тишиной. За окном кружился февральский вечер.

Эдуард Викторович, бросив этот простой вопрос в семилетнего сына, принял всегдашнюю свою скучающую позу.

Сидя в одних семейниках, он опёрся на подлокотник дивана и медленно пережёвывал пищу. Округлый лысый живот поблёскивал в свете люстры.

— Эдик, не нужно! Я…

— Тих-ха-а-а! — движение мужчины было молниеносным. Попав торцом ладони жене в ухо, он повторно обратился к сыну:

— Ну?

Мальчик, весь дрожа, вернулся к столу и взял тарелку. Помыл.

— Ничего не забыл?!

Ребёнок попытался взглянуть отцу в глаза, но тут же потупился в пол. Слишком страшно пылала ярость, усиленная многократно диоптриями отцовских очков.

— С-спасибо, — прошептал сын.
Читать дальше

Папе было сорок лет, Славику — десять, ёжику — и того меньше.
Славик притащил ёжика в шапке, побежал к дивану, на котором лежал папа с раскрытой газетой, и, задыхаясь от счастья, закричал:
— Пап, смотри!
Папа отложил газету и осмотрел ёжика. Ёжик был курносый и симпатичный. Кроме того, папа поощрял любовь сына к животным. Кроме того, папа сам любил животных.
— Хороший ёж! — сказал папа. — Симпатяга! Где достал?
— Мне мальчик во дворе дал, — сказал Славик.
— Подарил, значит? — уточнил папа.
— Нет, мы обменялись, — сказал Славик. — Он мне дал ёжика, а я ему билетик.
— Какой ещё билетик?
— Лотерейный, — сказал Славик и выпустил ёжика на пол. — Папа, ему надо молока дать…
— Погоди с молоком! — строго сказал папа. — Откуда у тебя лотерейный билет?
— Я его купил, — сказал Славик.
— У кого?
— У дяденьки на улице… Он много таких билетов продавал. По тридцать копеек… Ой, папа, ёжик под диван полез…
— Погоди ты со своим ёжиком! — нервно сказал папа и посадил Славика рядом с собой. — Как же ты отдал мальчику свой лотерейный билет?.. А вдруг этот билет что-нибудь выиграл?
— Он выиграл, — сказал Славик, не переставая наблюдать за ёжиком.
— То есть как это — выиграл? — тихо спросил папа, и его нос покрылся капельками пота. — Что выиграл?
Читать дальше

— Ты в состоянии идти?
— Да-да. Идём быстрее…
— Слушай, у тебя шишка размером со слона!
— О! У меня, как раз, чай со слоном есть! Идём-идём!
— Чего?! Точно всё хорошо?
— Да-да. Я тебе даже сейчас расскажу, как всё было.
— Ну-у, попробуй…
— Только не перебивай. Я с самого утра начну…

Поставил чайник на плиту. Вышел на лестничную площадку покурить. И знаешь. Это гнетущее чувство, что с чайником обязательно что-то случится в твоё отсутствие. Кухня сгорит или взорвётся. Или кот помрёт, на себя этот чайник опрокинув. Не знаю. Да что угодно.

И всё как-то беспокойно получается. Совсем не так, как должно. Зажигалка никак не хочет гореть. Стою, смотрю в окно и думаю: вот он, знак. Нужно возвращаться. Что-то случилось. Но всё же постою хотя бы минуту, посмотрю в окошко. Лето ведь, так хорошо на улице.

Небо чистое. Листья зелёные шуршат.

Идёт симпатичная девушка мимо дома напротив, везёт за собой чемодан на маленьких колёсах. И птицы радуются теплу. Такое счастье всё это.

Особенно девушка. Какая хорошенькая. Но вспоминаю про чайник. Господи, да если бы не этот чайник, то…
Читать дальше

Всякий раз, заходя в любой кабак чувствую, что волосья мои на загривке поднимаются дыбом. Но быстро опадают. Причиной тому генетическая память. В 90е годы поход в кабак почти 100% приводил к участию в побоище. Либо бил ты, либо тебя, либо тобой. Отсидеться не удавалось никому: хошь-не хошь, а «танцуют все» Каждому находилось дело-мужики играли основные роли, бабы подбадривали кавалеров визгом и воплями «Прекратите!», оркестр задавал нужный темп, администрация споро вписывала в счета бойцов поломатое имущество.
За годы сражений я научился в одно движение отрывать ножку у соседского стола(роняя блюда на соседей-будущих противников), резво прыгать за барную стойку, вовремя линять от ментов(один раз умудрился отмазаться, надев грязный халат из подсобки-типа местный)-и, главное, за полчаса до-чувствовать надвигающуюся драку. Даже если сам послужил ее причиной.
Самое запоминающееся сражение произошло в кабаке «Хамовники» что украшал собой Лужники.
«Как вы яхту назовете»-собирались там соответственно отъявленные хамовники и хамовничихи местного одежного рынка.
Нравы царили соответствующие-купечество гуляло вовсю.
В тот раз меня утянули в эту едальню охамевшего крестьянина какие то полузнакомые полубандиты с Шаболовки.Приятели Альгиса. Я за любой кипиш, кроме голодовки, чего ж не сходить. К тому же в условиях местных реалий хождение в кабак в одну харю (и тем паче с дамой) приравнивалось к смертному греху самоубийства.
А тут и компания образовалась-5 рыл(трое шаболов, я и Альгис) более-менее достаточно, как я полагал. Наивный.
Читать дальше

Я работаю на конвейере. Как японец. Мой конвейер называется МГУ. Наше производство очень нужное, но опасное. Сырьё, из которого производится наша продукция, — это звонкоголовые калеки среднего образования. Сама же продукция, конечный результат – специалисты очень высокой квалификации.
Так уж сложилось, что 70% будущих гуманитариев – девушки. В некоторых областях их 95%. Это самые опасные производства. Конечно, человек привыкает ко всему: к колымским морозам, к донбасским шахтам, к тропическим сезонам дождей. Даже к тещам привыкает. Но к роли преподавателя в женской аудитории привыкнуть ой как нелегко. Вроде бы ты Макаренко, а вроде – Луис Альберто. Какой-то Дон Жуан с классным журналом или «Первый учитель» в борделе. То ли всё это – дидактика, то ли – эротика. Какая-то ощущается двойственность и тревога, нервозность и недосказанность. Легко ли говорить о Достоевском, глядя на мини? Вернее, не глядеть на мини, говоря о Достоевском. Тут так запутаешься, что и читая в тиши кабинета Достоевского, начинаешь отчего-то думать о мини, а снимая, пардон, в тиши будуара с кого-нибудь мини, начинаешь зачем-то, как идиот, говорить о Достоевском. Очень все это сложно и зыбко. Со стороны, конечно, кажется, что у нас не работа, а этакий заплыв в шоколаде. Околачивание груш под сенью девушек в цвету. Но это не так. Впрочем, прекращаю «жалобы турка» и высказываюсь по существу. Какие они, девушки – XXI?
Читать дальше

Дедушка окончательно тронулся, когда мне было ещё лет 10. Родители отправляли меня каждое лето «к бабушке», как будто деда не существовало. Они жили в захудалом деревянном доме, поэтому мы в шутку говорили, что едем в деревню, хотя дом их стоял в частном секторе города-миллионника. У деда с бабой было три дочери, моя мама была младшей и внуком я тоже был младшим. Всего внуков было трое и каждое лето сёстры оставляли нас на бабушкино попечение.

Я помню дедушку ещё с лет с 4-х, в те времена он брал нас к себе в профилакторий, где он работал ночным сторожем – мы бегали по необитаемому корпусу с игрушечными пистолетами, помню, как я прятался в зимнем саду, как мы залезали на крышу, смотрели на ночной город и как спали втроём на кровати люксового номера. Вскоре дед стал слабеть и у него плавно начала съезжать крыша. Однажды он заявил, что его похитили инопланетяне. За столом, ни с того ни с сего, он мог начать говорить о космическом корабле, нависшим над торговым центром.

Я был ещё маленьким и верил ему, а старшие братья посмеивались надо мной. Будучи чёрствыми и бессердечными мальчиками, они отвернулись от дедушки, а я не понимал почему. Для меня дед оставался нормальным и интересным собеседником, я любил слушать его истории про летающие тарелки, высший разум, про ауру человека, про телепатию. Когда все стали от него отстраняться, я наоборот, тянулся. Мы много времени проводили вдвоём, гуляли по городу. Он нежно держал мою тоненькую ручку своей здоровенной мохнатой лапой. «Деда, а почему я не вижу корабль?» «А его видят только избранные». Я щурил глаза и вглядывался в небо над крышами, а дедушка хихикал.
Читать дальше

Мой рост – 1 метр 75 сантиметров, если, конечно, не сутулиться. Вес – 77 килограммов, если, конечно, не после четырёх кружек пива.
У меня всегда была только одна заповедная мечта: похудеть на два килограмма. Потому что я с детства знаю: мужчина должен весить столько, сколько в нём сантиметров. Помимо метра. Я плохо выражаю свои мысли, но вы меня поняли.
Кто придумал всю эту дурь про килограммо-метро-сантиметры – не знаю и знать не хочу. Наверно, какой-то маньяк с математическим образованием.
Генеральный менеджер одной фирмы, торгующей удобрениями, Андрюша Горшков, имеет рост метр пятьдесят девять, а вес – сто два. И он совершенно счастлив. У него уже было четыре жены и есть дача в Каталонии. Менеджер другой фирмы, торгующей трубами, Сеня Богомолов, весит шестьдесят девять, зато рост у него метр девяносто три. И при этом Сеня такой оптимист, что даже тёщу называет «Мамулечкой», метро – «Подземным царством», а чартерные рейсы – «Полётами на Луну» или «Ездой в незнаемое».
Но что бы там ни говорили, у меня всегда была одна подсознательная мечта: весить 75 кг. Как будто, если я буду весить 75, наступит счастье.
Ну так вот.
Мысль о 75 килограммах особенно остро меня мучает в турах и на курортах. Потому что курорт – это место, где принято оздоравливаться, несмотря на шведский стол, уютные лежаки и так далее. А на экскурсиях принято употреблять духовную пищу, а не материальную.
Но вот как-то раз я поехал в Китай. Без всякой надежды на похудение, потому что – как и все мы – был по уши наслышан про волшебную китайскую кухню: про утку по-пекински, креветки по-тайбейски и всякие черепашьи супы по-шанхайски.
Сел, поехал. Вернее, полетел.
Читать дальше